"В царствование императора Николая Павловича" — фантастический роман в стиле альтернативной истории о том, что наши представления о прошлом могут совсем не соответствовать реальности. Создано в соавторстве с Александром Харниковым. Первая часть из серии "Имперский союз". Книга написана в 2015 г. Рассчитана на поклонников жанра.
Александр Михайловский — современный российский писатель. Проживает в Узбекистане, в городе Алмалыке, там же и работает. На этом подробности его биографии заканчиваются. Писать Михайловский начал приблизительно в 2012 г., по крайней мере такова датировка самого раннего его произведения. Увлекался ли он графоманией раньше — неизвестно. В книгах этого писателя преимущественно используются поджанры альтернативной истории и путешествий во времени. Интересно наблюдать, как автор обыгрывает исторические события, адаптируя их под свою фантазию. Задумки в принципе интересные, ведь жанр попаданчества находится сейчас на пике популярности. Читать романы Михайловского весьма увлекательно, хотя и заметно, что он не особо утруждал себя придумыванием интриги и динамикой действий. А вот почерпнуть некоторые знания о жизни той эпохи, куда писателю угодно закинуть своих героев, весьма интересно.
То, что историю пишут победители — давно установленный факт. Так же, как и новый правитель всегда старается уничтожить все то хорошее, что сделал его предшественник. Поэтому доверять учебникам истории на все сто процентов явно нельзя. Кто его знает, что там у них творилось на самом деле? Вот и о Николае Первом бытует мнение, что он был тираном и деспотом. Но так ли это было в действительности? Человек, сделавший машину времени, и его друзья отправляются в 1840 г., чтобы самим познакомится с нравами того периода, а может и с самим императором.
Александр Михайловский, Александр Харников
В царствование императора Николая Павловича. Том первый
В те времена далекие, теперь почти былинные,
Когда срока огромные брели в этапы длинные.
ВМЕСТО ПРОЛОГА
Крестьяне села Заречье, расположенного неподалеку от Шлиссельбурга, не могли не нарадоваться на своего нового барина. Ведь сстарый барин не баловал их вниманием. Он лишь требовал от управляющего имением побыстрее собрать оброк, продать его, и переслать выручку от продажи даров скудной северной землицы в Санкт - Петербург. Старый барин был заядлым игроком, и практически все свои деньги проигрывал в карты. Поговаривали, что и Заречье он продал нынешнему хозяину села, чтобы рассчитаться с карточными долгами.
С первого же своего приезда отставной майор Виктор Иванович Сергеев пришелся по душе всем жителям Заречья. По его внешности и привычке держать себя сразу было видно, что перед ними старый служака. Несмотря на малый рост и изрядный животик, он сохранил военную выправку, которая сразу отличает настоящего боевого офицера от штатского чиновника, просиживающего целыми днями в каком‑нибудь присутственном месте за казенными бумагами. Похоже, что отставному майору пришлось немало повоевать - он при ходьбе слегка прихрамывал, а его высокий с залысинами лоб наискось пересекал шрам.
Новый барин сразу же, буквально с первого же своего приезда начал наводить в селе порядок. Для начала он дал хорошую нахлобучку старосте за то, что сельские улицы содержались в неисправном состоянии, а избы крестьян давно не чинились. Влетело старосте и за то, что барский дом, в котором прежний владелец практически не бывал, пришел в запустение, а сад, прилегавший к усадьбе, зарос травой и кустарником, а дорожки в нем были завалены ветками и прелой листвой.
Целую неделю дворня, получившая крепкий нагоняй за лень и небрежение к хозяйскому добру, бегала, словно наскипидаренная. Барин никому не давал спуску. Староста Фома, привычно начавший жаловаться на непогоду и прочие, с его точки зрения, уважительные причины, помешавшие ему содержать в должном порядке барский дом, был с позором изгнан со своего поста, и отправлен работать скотником в хозяйский хлев. А на его место Виктор Иванович поставил конюха Степана, который сразу же понравился барину, показав свои расторопность и хватку.
Скоро мужики поняли, что барина не обманешь, не заговоришь ему зубы, потому что, хоть он и был дворянских кровей, но сельскую жизнь и крестьянскую работу знал досконально. Он, словно всю жизнь занимался этим, безошибочно угадывал время сева, и время уборки ржи, он мог самолично взять в руки косу - литовку, и пройтись вместе с мужиками по лугу, мог сам запрячь лошадь в телегу, и подоить корову.
Правда, всеми этими делами барин особо не увлекался, считая, что у каждого в этой жизни есть своя работа. И мужики с этим были полностью согласны.
Еще умел новый барин работать с железом. Причем, слесарное дело он знал досконально. Сельский кузнец Серафим, в кузню к которому в первый день своего приезда забрел новый владелец поместья, после разговора с отставным майором еще долго восхищенно качал головой, приговаривая: «Да, голова! Сколько он знает‑то! Сразу видно - настоящий мастер!».
Барин потом часто захаживал к кузнецу, и они вместе с Серафимом часами возились с железом, изготовляя какие‑то чудные приспособления, ремонтировали плуги и бороны, мастерили хитрый слесарный инструмент.
Еще Виктор Иванович Сергеев умел и любил чинить самые тонкие механизмы. Когда в барском доме стараниями нового старосты навели образцовый порядок, барин самолично отремонтировал старинные напольные часы немецкой работы, которые уже многие годы считались безнадежно испорченными. Часы снова начали ходить и отбивать положенное время. Перечинил он и все сломанные охотничьи ружья, оставшиеся в доме в наследство еще от старого владельца имения.
Стрелком барин тоже оказался отменным - сразу видно, старый вояка. Ходил он и на охоту, правда, редко, так как был постоянно занят разными делами по хозяйству. Время от времени уезжал он в Петербург на неделю и более. Крестьяне и дворовые во время его отсутствия не ленились - они знали, что когда барин приедет, то за все упущения будет строго спрошено с нерадивых или ленивых.
Виктор Иванович Сергеев был вдов. Жена его умерла давно, но отставной майор, несмотря на бравый вид и крепкое здоровье, так вновь и не женился. С деревенскими девками он не баловался, хотя порой тайком и заглядывался на ту или аппетитную иную молодицу, строившую ему глазки.
У барина был единственный сын, который, по слухам, так же, как и отец, служил когда‑то в армии. Поговаривали, что службу он нес в одном из полков гвардии. О своей службе молодой барин почему‑то не любил рассказывать. Сына Виктора Ивановича звали Николаем. Рассказывали, что он поучаствовал в войне на Кавказе с немирными горцами, был там ранен, и по ранению же вышел в отставку.
Ранение у молодого барина было тяжелое - пуля абрека - чеченца выбила ему левый глаз. Николай Викторович выжил, но теперь вынужден был закрывать пустую глазницу черной шелковой повязкой.
Жил он большей частью в столице, и в гости к отцу в Заречье приезжал довольно редко. По какой части служил в Петербурге сын хозяина поместья, никто толком не знал, а он сам об этом не рассказывал. Был он, несмотря на свое увечье, крепок, ловок и силен. Порой, развеселившись, Николай Викторович вызывал померятся силушкой и удалью самых сильных сельских парней. Росту он был среднего, да и на богатыря похож не был, но несмотря на это он ловко укладывал всех своих супротивников на землю какими‑то хитрыми приемами. Поговаривали, что научился он им у казаков - пластунов, которые, по слухам, были в этих делах большими мастерами.
Разгорячившись во время борьбы, молодой барин порой скидывал на землю свой сюртук и рубаху, оставаясь в одной исподней сорочке, сплошь расчерченной тонкими синими полосками, и почему‑то без рукавов.
Тогда можно было заметить у него руке у плеча странную синюю наколку - рисунок человека, болтающегося на веревках под чем‑то, похожим на перевернутую лодку, и еще какие‑то буквы. Ивашка Дудкин, который за два лета научился у местного попа читать и писать, сказал, что это были буквы «ВДВ».
Николай Викторович, когда его спросили про это чудное слово, ответил, что буквы означают сокращение слов «Войска дяди Васи», после чего долго и заразительно смеялся. Кто такой этот «дядя Вася», и почему у него есть свои собственные войска, молодой барин так никому и не сказал.
Раз в месяц, а то и реже, в поместье к хозяину приезжали в гости его приятели. Все они были людьми степенными и уважаемыми.
Первым обычно прикатывал на своей двуколке, запряженной одной лошадью, известный столичный лекарь Юрген Готлибович Шмидт. Был он высоким, худощавым и улыбчивым. Одевался Юрген Готлибович скромно, но аккуратно. По его имени и отчеству всем было понятно, что лекарь родом из германской земли. Но по - русски говорил он очень хорошо, и лишь иногда вставлял в свою речь немецкие слова.
Врачом господин Шмидт был отменным. В этом смогли убедиться некоторые хворые жители Заречья, которых, буквально с того света вытащил Юрген Готлибович. Лечил он больных какими‑то чудными немецкими пилюлями и микстурами. Но помогали они хорошо. От этих лекарств пропадала и лихорадка, и огневица, и боль в сердце.
Удивительно, но немец хорошо знал лечебные свойства местных трав, и не раз удивлял сельскую травницу, бабку Василису, своими рассказами о том, как та или иная травка помогает от разных болезней. Немец знал больше, чем бабка Василиса, которая свое умение лечить травами получила от своей прабабки, жившей в этих краях еще со времен царя Петра Ляксеича.
Вторым обычно приезжал в Заречье на собственной карете запряженной четверкой лошадей отставной поручик Александр Павлович Шумилин. Был он живым и подвижным мужчиной с уже хорошо заметной лысиной и седой бородкой. Чем‑то он был похож на хозяина поместья - такой же круглый живчик, не по годам шустрый и веселый.
По рассказам барина, когда‑то они служили вместе в одном полку, и даже вместе воевали. Но потом Александр Павлович вышел в отставку, получил богатое наследство от своей умершей тетушки, и стал преумножать его, вкладывая деньги в разные торговые операции. Дела у отставного поручика шли неплохо - он обзавелся собственным домиком в Петербурге, выездом, и паровой лесопилкой, на которой работало три десятка душ где‑то неподалеку от Тихвина.
В Заречье Александр Павлович появлялся вместе со своим псом немецкой породы - крепким и плотным, как его хозяин, и злым и свирепым, как зимний волк. Пес, которого звали странным заморским именем Сникерс, правда, беспрекословно слушался своего хозяина, и без его команды никого не трогал.
Крестьяне села Заречье, расположенного неподалеку от Шлиссельбурга, не могли не нарадоваться на своего нового барина. Ведь сстарый барин не баловал их вниманием. Он лишь требовал от управляющего имением побыстрее собрать оброк, продать его, и переслать выручку от продажи даров скудной северной землицы в Санкт-Петербург. Старый барин был заядлым игроком, и практически все свои деньги проигрывал в карты. Поговаривали, что и Заречье он продал нынешнему хозяину села, чтобы рассчитаться с карточными долгами.
С первого же своего приезда отставной майор Виктор Иванович Сергеев пришелся по душе всем жителям Заречья. По его внешности и привычке держать себя сразу было видно, что перед ними старый служака. Несмотря на малый рост и изрядный животик, он сохранил военную выправку, которая сразу отличает настоящего боевого офицера от штатского чиновника, просиживающего целыми днями в каком-нибудь присутственном месте за казенными бумагами. Похоже, что отставному майору пришлось немало повоевать - он при ходьбе слегка прихрамывал, а его высокий с залысинами лоб наискось пересекал шрам.
Новый барин сразу же, буквально с первого же своего приезда начал наводить в селе порядок. Для начала он дал хорошую нахлобучку старосте за то, что сельские улицы содержались в неисправном состоянии, а избы крестьян давно не чинились. Влетело старосте и за то, что барский дом, в котором прежний владелец практически не бывал, пришел в запустение, а сад, прилегавший к усадьбе, зарос травой и кустарником, а дорожки в нем были завалены ветками и прелой листвой.
Целую неделю дворня, получившая крепкий нагоняй за лень и небрежение к хозяйскому добру, бегала, словно наскипидаренная. Барин никому не давал спуску. Староста Фома, привычно начавший жаловаться на непогоду и прочие, с его точки зрения, уважительные причины, помешавшие ему содержать в должном порядке барский дом, был с позором изгнан со своего поста, и отправлен работать скотником в хозяйский хлев. А на его место Виктор Иванович поставил конюха Степана, который сразу же понравился барину, показав свои расторопность и хватку.
Скоро мужики поняли, что барина не обманешь, не заговоришь ему зубы, потому что, хоть он и был дворянских кровей, но сельскую жизнь и крестьянскую работу знал досконально. Он, словно всю жизнь занимался этим, безошибочно угадывал время сева, и время уборки ржи, он мог самолично взять в руки косу-литовку, и пройтись вместе с мужиками по лугу, мог сам запрячь лошадь в телегу, и подоить корову.
Правда, всеми этими делами барин особо не увлекался, считая, что у каждого в этой жизни есть своя работа. И мужики с этим были полностью согласны.
Еще умел новый барин работать с железом. Причем, слесарное дело он знал досконально. Сельский кузнец Серафим, в кузню к которому в первый день своего приезда забрел новый владелец поместья, после разговора с отставным майором еще долго восхищенно качал головой, приговаривая: "Да, голова! Сколько он знает-то! Сразу видно - настоящий мастер!".
Барин потом часто захаживал к кузнецу, и они вместе с Серафимом часами возились с железом, изготовляя какие-то чудные приспособления, ремонтировали плуги и бороны, мастерили хитрый слесарный инструмент.
Еще Виктор Иванович Сергеев умел и любил чинить самые тонкие механизмы. Когда в барском доме стараниями нового старосты навели образцовый порядок, барин самолично отремонтировал старинные напольные часы немецкой работы, которые уже многие годы считались безнадежно испорченными. Часы снова начали ходить и отбивать положенное время. Перечинил он и все сломанные охотничьи ружья, оставшиеся в доме в наследство еще от старого владельца имения.
Стрелком барин тоже оказался отменным - сразу видно, старый вояка. Ходил он и на охоту, правда, редко, так как был постоянно занят разными делами по хозяйству. Время от времени уезжал он в Петербург на неделю и более. Крестьяне и дворовые во время его отсутствия не ленились - они знали, что когда барин приедет, то за все упущения будет строго спрошено с нерадивых или ленивых.
Виктор Иванович Сергеев был вдов. Жена его умерла давно, но отставной майор, несмотря на бравый вид и крепкое здоровье, так вновь и не женился. С деревенскими девками он не баловался, хотя порой тайком и заглядывался на ту или аппетитную иную молодицу, строившую ему глазки.
У барина был единственный сын, который, по слухам, так же, как и отец, служил когда-то в армии. Поговаривали, что службу он нес в одном из полков гвардии. О своей службе молодой барин почему-то не любил рассказывать. Сына Виктора Ивановича звали Николаем. Рассказывали, что он поучаствовал в войне на Кавказе с немирными горцами, был там ранен, и по ранению же вышел в отставку.
Ранение у молодого барина было тяжелое - пуля абрека-чеченца выбила ему левый глаз. Николай Викторович выжил, но теперь вынужден был закрывать пустую глазницу черной шелковой повязкой.
Жил он большей частью в столице, и в гости к отцу в Заречье приезжал довольно редко. По какой части служил в Петербурге сын хозяина поместья, никто толком не знал, а он сам об этом не рассказывал. Был он, несмотря на свое увечье, крепок, ловок и силен. Порой, развеселившись, Николай Викторович вызывал померятся силушкой и удалью самых сильных сельских парней. Росту он был среднего, да и на богатыря похож не был, но несмотря на это он ловко укладывал всех своих супротивников на землю какими-то хитрыми приемами. Поговаривали, что научился он им у казаков-пластунов, которые, по слухам, были в этих делах большими мастерами.
Разгорячившись во время борьбы, молодой барин порой скидывал на землю свой сюртук и рубаху, оставаясь в одной исподней сорочке, сплошь расчерченной тонкими синими полосками, и почему-то без рукавов.
Тогда можно было заметить у него руке у плеча странную синюю наколку - рисунок человека, болтающегося на веревках под чем-то, похожим на перевернутую лодку, и еще какие-то буквы. Ивашка Дудкин, который за два лета научился у местного попа читать и писать, сказал, что это были буквы "ВДВ".
Николай Викторович, когда его спросили про это чудное слово, ответил, что буквы означают сокращение слов "Войска дяди Васи", после чего долго и заразительно смеялся. Кто такой этот "дядя Вася", и почему у него есть свои собственные войска, молодой барин так никому и не сказал.
Раз в месяц, а то и реже, в поместье к хозяину приезжали в гости его приятели. Все они были людьми степенными и уважаемыми.
Первым обычно прикатывал на своей двуколке, запряженной одной лошадью, известный столичный лекарь Юрген Готлибович Шмидт. Был он высоким, худощавым и улыбчивым. Одевался Юрген Готлибович скромно, но аккуратно. По его имени и отчеству всем было понятно, что лекарь родом из германской земли. Но по-русски говорил он очень хорошо, и лишь иногда вставлял в свою речь немецкие слова.
Врачом господин Шмидт был отменным. В этом смогли убедиться некоторые хворые жители Заречья, которых, буквально с того света вытащил Юрген Готлибович. Лечил он больных какими-то чудными немецкими пилюлями и микстурами. Но помогали они хорошо. От этих лекарств пропадала и лихорадка, и огневица, и боль в сердце.
Удивительно, но немец хорошо знал лечебные свойства местных трав, и не раз удивлял сельскую травницу, бабку Василису, своими рассказами о том, как та или иная травка помогает от разных болезней. Немец знал больше, чем бабка Василиса, которая свое умение лечить травами получила от своей прабабки, жившей в этих краях еще со времен царя Петра Ляксеича.
Вторым обычно приезжал в Заречье на собственной карете запряженной четверкой лошадей отставной поручик Александр Павлович Шумилин. Был он живым и подвижным мужчиной с уже хорошо заметной лысиной и седой бородкой. Чем-то он был похож на хозяина поместья - такой же круглый живчик, не по годам шустрый и веселый.
По рассказам барина, когда-то они служили вместе в одном полку, и даже вместе воевали. Но потом Александр Павлович вышел в отставку, получил богатое наследство от своей умершей тетушки, и стал преумножать его, вкладывая деньги в разные торговые операции. Дела у отставного поручика шли неплохо - он обзавелся собственным домиком в Петербурге, выездом, и паровой лесопилкой, на которой работало три десятка душ где-то неподалеку от Тихвина.
В Заречье Александр Павлович появлялся вместе со своим псом немецкой породы - крепким и плотным, как его хозяин, и злым и свирепым, как зимний волк. Пес, которого звали странным заморским именем Сникерс, правда, беспрекословно слушался своего хозяина, и без его команды никого не трогал.
И последним на открытой карете запряженной парой прекрасных коней, приезжал в Заречье мистер Энтони Майкл Корнелл, или, как он сам любил себя называть, Антон Михайлович, коммерсант из Североамериканских Соединенных Штатов. В России у него было торговое дело, которое приносило американцу немалую прибыль. Антон Михайлович по-русски говорил свободно, с небольшим акцентом, был всегда весел, приветлив со всеми, и одевался по последней моде.
Он арендовал неподалеку от Заречья участок земли, построил на нем паровую мельницу, приносившую ему неплохой доход, выкопал пруды в которых разводил карпов, и собрал артель мужиков, изготовлявших для него из дерева разные забавные игрушки. Как рассказывал тароватый американец, эти немудреные изделия пользовались немалым спросом за границей, и приносили ему хорошие деньги.
Но в основном мистер Корнелл вел торговые дела вместе со своим соседом Александром Павловичем Шумилиным. Компаньоны закупали в Англии и Франции много разного ходового товара, быстро раскупавшегося в России. В свою очередь, на корабле, принадлежавшем Энтони Корнеллу, за рубеж вывозились дары Земли Русской, которые пользовались спросом в Европе и Америке. Американский коммерсант был богат и удачлив в торговых делах, за что пользовался уважением у своих российских коллег.
Собравшись вместе, хозяин поместья и его гости первым делом шли... в баню. Да-да, в настоящую русскую баню с вениками и паром. Только топили ее не по-черному, как окрестные мужики, а по-белому. Баня у помещика Сергеева была просторной, всегда чистой и опрятной, словно справная хозяйка.
Напарившись и намывшись, все пили чай с вареньем и калачами из огромного самовара в беседке, стоявшей в барском саду. А потом, распаренные и довольные, шли в дом. И тут происходило самое удивительное и непонятное.
По приказу Виктора Ивановича все слуги уходили из барского дома, и в покоях хозяина имения оставались лишь он сам, и его приятели. Чтобы никто не мешал им беседовать, у входа на крыльце в качестве сторожа сажали злого пса Сникерса, который никого и близко не подпускал к дверям.
Что же происходило в это время в старом помещичьем доме? А вот что - закрыв на ключ двери своего личного кабинета, Виктор Иванович предлагал своим гостям сесть за большой круглый стол, стоявший в центре.
Итак, господа-товарищи, почнем помолясь, - обычно этими словами открывалось каждое очередное заседание "Клуба знаменитых капитанов" - так гости этого дома в шутку называли свои собрания, - ну-с, что у нас за отчетный период произошло в веке двадцать первом, и в тоже время, в веке девятнадцатом? Чего у нас плохого, и чего хорошего? Кто первый?
И четверо путешественников во времени принимались горячо обсуждать самые насущные свои вопросы, и прикидывать планы своих действий до следующего подобного собрания, через месяц или два.
Александр Михайловский, Александр Харников
В царствование императора Николая Павловича. Том первый
В те времена далекие, теперь почти былинные,
Когда срока огромные брели в этапы длинные.
ВМЕСТО ПРОЛОГА
Крестьяне села Заречье, расположенного неподалеку от Шлиссельбурга, не могли не нарадоваться на своего нового барина. Ведь сстарый барин не баловал их вниманием. Он лишь требовал от управляющего имением побыстрее собрать оброк, продать его, и переслать выручку от продажи даров скудной северной землицы в Санкт - Петербург. Старый барин был заядлым игроком, и практически все свои деньги проигрывал в карты. Поговаривали, что и Заречье он продал нынешнему хозяину села, чтобы рассчитаться с карточными долгами.
С первого же своего приезда отставной майор Виктор Иванович Сергеев пришелся по душе всем жителям Заречья. По его внешности и привычке держать себя сразу было видно, что перед ними старый служака. Несмотря на малый рост и изрядный животик, он сохранил военную выправку, которая сразу отличает настоящего боевого офицера от штатского чиновника, просиживающего целыми днями в каком‑нибудь присутственном месте за казенными бумагами. Похоже, что отставному майору пришлось немало повоевать - он при ходьбе слегка прихрамывал, а его высокий с залысинами лоб наискось пересекал шрам.
Новый барин сразу же, буквально с первого же своего приезда начал наводить в селе порядок. Для начала он дал хорошую нахлобучку старосте за то, что сельские улицы содержались в неисправном состоянии, а избы крестьян давно не чинились. Влетело старосте и за то, что барский дом, в котором прежний владелец практически не бывал, пришел в запустение, а сад, прилегавший к усадьбе, зарос травой и кустарником, а дорожки в нем были завалены ветками и прелой листвой.
Целую неделю дворня, получившая крепкий нагоняй за лень и небрежение к хозяйскому добру, бегала, словно наскипидаренная. Барин никому не давал спуску. Староста Фома, привычно начавший жаловаться на непогоду и прочие, с его точки зрения, уважительные причины, помешавшие ему содержать в должном порядке барский дом, был с позором изгнан со своего поста, и отправлен работать скотником в хозяйский хлев. А на его место Виктор Иванович поставил конюха Степана, который сразу же понравился барину, показав свои расторопность и хватку.
Скоро мужики поняли, что барина не обманешь, не заговоришь ему зубы, потому что, хоть он и был дворянских кровей, но сельскую жизнь и крестьянскую работу знал досконально. Он, словно всю жизнь занимался этим, безошибочно угадывал время сева, и время уборки ржи, он мог самолично взять в руки косу - литовку, и пройтись вместе с мужиками по лугу, мог сам запрячь лошадь в телегу, и подоить корову.
Правда, всеми этими делами барин особо не увлекался, считая, что у каждого в этой жизни есть своя работа. И мужики с этим были полностью согласны.
Еще умел новый барин работать с железом. Причем, слесарное дело он знал досконально. Сельский кузнец Серафим, в кузню к которому в первый день своего приезда забрел новый владелец поместья, после разговора с отставным майором еще долго восхищенно качал головой, приговаривая: «Да, голова! Сколько он знает‑то! Сразу видно - настоящий мастер!».
Барин потом часто захаживал к кузнецу, и они вместе с Серафимом часами возились с железом, изготовляя какие‑то чудные приспособления, ремонтировали плуги и бороны, мастерили хитрый слесарный инструмент.
Еще Виктор Иванович Сергеев умел и любил чинить самые тонкие механизмы. Когда в барском доме стараниями нового старосты навели образцовый порядок, барин самолично отремонтировал старинные напольные часы немецкой работы, которые уже многие годы считались безнадежно испорченными. Часы снова начали ходить и отбивать положенное время. Перечинил он и все сломанные охотничьи ружья, оставшиеся в доме в наследство еще от старого владельца имения.
Стрелком барин тоже оказался отменным - сразу видно, старый вояка. Ходил он и на охоту, правда, редко, так как был постоянно занят разными делами по хозяйству. Время от времени уезжал он в Петербург на неделю и более. Крестьяне и дворовые во время его отсутствия не ленились - они знали, что когда барин приедет, то за все упущения будет строго спрошено с нерадивых или ленивых.
Виктор Иванович Сергеев был вдов. Жена его умерла давно, но отставной майор, несмотря на бравый вид и крепкое здоровье, так вновь и не женился. С деревенскими девками он не баловался, хотя порой тайком и заглядывался на ту или аппетитную иную молодицу, строившую ему глазки.
Александр Михайловский, Александр Харников В царствование императора Николая Павловича. Том первый
В те времена далекие, теперь почти былинные,
Когда срока огромные брели в этапы длинные.
ВМЕСТО ПРОЛОГА
Крестьяне села Заречье, расположенного неподалеку от Шлиссельбурга, не могли не нарадоваться на своего нового барина. Ведь сстарый барин не баловал их вниманием. Он лишь требовал от управляющего имением побыстрее собрать оброк, продать его, и переслать выручку от продажи даров скудной северной землицы в Санкт - Петербург. Старый барин был заядлым игроком, и практически все свои деньги проигрывал в карты. Поговаривали, что и Заречье он продал нынешнему хозяину села, чтобы рассчитаться с карточными долгами.
С первого же своего приезда отставной майор Виктор Иванович Сергеев пришелся по душе всем жителям Заречья. По его внешности и привычке держать себя сразу было видно, что перед ними старый служака. Несмотря на малый рост и изрядный животик, он сохранил военную выправку, которая сразу отличает настоящего боевого офицера от штатского чиновника, просиживающего целыми днями в каком‑нибудь присутственном месте за казенными бумагами. Похоже, что отставному майору пришлось немало повоевать - он при ходьбе слегка прихрамывал, а его высокий с залысинами лоб наискось пересекал шрам.
Новый барин сразу же, буквально с первого же своего приезда начал наводить в селе порядок. Для начала он дал хорошую нахлобучку старосте за то, что сельские улицы содержались в неисправном состоянии, а избы крестьян давно не чинились. Влетело старосте и за то, что барский дом, в котором прежний владелец практически не бывал, пришел в запустение, а сад, прилегавший к усадьбе, зарос травой и кустарником, а дорожки в нем были завалены ветками и прелой листвой.
Целую неделю дворня, получившая крепкий нагоняй за лень и небрежение к хозяйскому добру, бегала, словно наскипидаренная. Барин никому не давал спуску. Староста Фома, привычно начавший жаловаться на непогоду и прочие, с его точки зрения, уважительные причины, помешавшие ему содержать в должном порядке барский дом, был с позором изгнан со своего поста, и отправлен работать скотником в хозяйский хлев. А на его место Виктор Иванович поставил конюха Степана, который сразу же понравился барину, показав свои расторопность и хватку.
Скоро мужики поняли, что барина не обманешь, не заговоришь ему зубы, потому что, хоть он и был дворянских кровей, но сельскую жизнь и крестьянскую работу знал досконально. Он, словно всю жизнь занимался этим, безошибочно угадывал время сева, и время уборки ржи, он мог самолично взять в руки косу - литовку, и пройтись вместе с мужиками по лугу, мог сам запрячь лошадь в телегу, и подоить корову.
Правда, всеми этими делами барин особо не увлекался, считая, что у каждого в этой жизни есть своя работа. И мужики с этим были полностью согласны.
Еще умел новый барин работать с железом. Причем, слесарное дело он знал досконально. Сельский кузнец Серафим, в кузню к которому в первый день своего приезда забрел новый владелец поместья, после разговора с отставным майором еще долго восхищенно качал головой, приговаривая: «Да, голова! Сколько он знает‑то! Сразу видно - настоящий мастер!».
Барин потом часто захаживал к кузнецу, и они вместе с Серафимом часами возились с железом, изготовляя какие‑то чудные приспособления, ремонтировали плуги и бороны, мастерили хитрый слесарный инструмент.
Еще Виктор Иванович Сергеев умел и любил чинить самые тонкие механизмы. Когда в барском доме стараниями нового старосты навели образцовый порядок, барин самолично отремонтировал старинные напольные часы немецкой работы, которые уже многие годы считались безнадежно испорченными. Часы снова начали ходить и отбивать положенное время. Перечинил он и все сломанные охотничьи ружья, оставшиеся в доме в наследство еще от старого владельца имения.
Стрелком барин тоже оказался отменным - сразу видно, старый вояка. Ходил он и на охоту, правда, редко, так как был постоянно занят разными делами по хозяйству. Время от времени уезжал он в Петербург на неделю и более. Крестьяне и дворовые во время его отсутствия не ленились - они знали, что когда барин приедет, то за все упущения будет строго спрошено с нерадивых или ленивых.
Виктор Иванович Сергеев был вдов. Жена его умерла давно, но отставной майор, несмотря на бравый вид и крепкое здоровье, так вновь и не женился. С деревенскими девками он не баловался, хотя порой тайком и заглядывался на ту или аппетитную иную молодицу, строившую ему глазки.
У барина был единственный сын, который, по слухам, так же, как и отец, служил когда‑то в армии. Поговаривали, что службу он нес в одном из полков гвардии. О своей службе молодой барин почему‑то не любил рассказывать. Сына Виктора Ивановича звали Николаем. Рассказывали, что он поучаствовал в войне на Кавказе с немирными горцами, был там ранен, и по ранению же вышел в отставку.
Ранение у молодого барина было тяжелое - пуля абрека - чеченца выбила ему левый глаз. Николай Викторович выжил, но теперь вынужден был закрывать пустую глазницу черной шелковой повязкой.
Жил он большей частью в столице, и в гости к отцу в Заречье приезжал довольно редко. По какой части служил в Петербурге сын хозяина поместья, никто толком не знал, а он сам об этом не рассказывал. Был он, несмотря на свое увечье, крепок, ловок и силен. Порой, развеселившись, Николай Викторович вызывал померятся силушкой и удалью самых сильных сельских парней. Росту он был среднего, да и на богатыря похож не был, но несмотря на это он ловко укладывал всех своих супротивников на землю какими‑то хитрыми приемами. Поговаривали, что научился он им у казаков - пластунов, которые, по слухам, были в этих делах большими мастерами.
Разгорячившись во время борьбы, молодой барин порой скидывал на землю свой сюртук и рубаху, оставаясь в одной исподней сорочке, сплошь расчерченной тонкими синими полосками, и почему‑то без рукавов.
Тогда можно было заметить у него руке у плеча странную синюю наколку - рисунок человека, болтающегося на веревках под чем‑то, похожим на перевернутую лодку, и еще какие‑то буквы. Ивашка Дудкин, который за два лета научился у местного попа читать и писать, сказал, что это были буквы «ВДВ».
Николай Викторович, когда его спросили про это чудное слово, ответил, что буквы означают сокращение слов «Войска дяди Васи», после чего долго и заразительно смеялся. Кто такой этот «дядя Вася», и почему у него есть свои собственные войска, молодой барин так никому и не сказал.
Раз в месяц, а то и реже, в поместье к хозяину приезжали в гости его приятели. Все они были людьми степенными и уважаемыми.
Первым обычно прикатывал на своей двуколке, запряженной одной лошадью, известный столичный лекарь Юрген Готлибович Шмидт. Был он высоким, худощавым и улыбчивым. Одевался Юрген Готлибович скромно, но аккуратно. По его имени и отчеству всем было понятно, что лекарь родом из германской земли. Но по - русски говорил он очень хорошо, и лишь иногда вставлял в свою речь немецкие слова.
Врачом господин Шмидт был отменным. В этом смогли убедиться некоторые хворые жители Заречья, которых, буквально с того света вытащил Юрген Готлибович. Лечил он больных какими‑то чудными немецкими пилюлями и микстурами. Но помогали они хорошо. От этих лекарств пропадала и лихорадка, и огневица, и боль в сердце.
Удивительно, но немец хорошо знал лечебные свойства местных трав, и не раз удивлял сельскую травницу, бабку Василису, своими рассказами о том, как та или иная травка помогает от разных болезней. Немец знал больше, чем бабка Василиса, которая свое умение лечить травами получила от своей прабабки, жившей в этих краях еще со времен царя Петра Ляксеича.
Вторым обычно приезжал в Заречье на собственной карете запряженной четверкой лошадей отставной поручик Александр Павлович Шумилин. Был он живым и подвижным мужчиной с уже хорошо заметной лысиной и седой бородкой. Чем‑то он был похож на хозяина поместья - такой же круглый живчик, не по годам шустрый и веселый.
