Примечание
Сергею Есенину. Впервые - газ. "Заря Востока", Гиф-лис, 1926, 16 апреля. Одновременно вышло отдельным изданием в изд-ве "Заккнига" (Тифлис), куда рукопись была сдана 25 марта 1926 года.
Об истории создания стихотворения Маяковский подробно рассказал в статье "Как делать стихи?" (1926):
"Наиболее действенным из последних моих стихов я считаю - "Сергею Есенину".
Для него не пришлось искать ни журнала, ни издателя,- его переписывали до печати, его тайком вытащили из набора и напечатали в провинциальной газете, чтения его требует сама аудитория, во время чтения слышны летающие мухи, после чтения люди жмут лапы, в кулуарах бесятся и восхваляют, в день выхода появилась рецензия, состоящая одновременно из ругани и комплиментов..."
"Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески ,- продолжал поэт в той же статье.- Но сразу этот конец показался совершенно естественным и логичным... утром газеты принесли предсмертные строки:
В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей.
После этих строк смерть Есенина стала литературным фактом.
Сразу стало ясно, скольких колеблющихся этот сильный стих, именно - стих, подведет под петлю и револьвер...
Так поэтам СССР был дан социальный заказ написать стихи об Есенине".
Вы ушли, как говорится, в мир иной .- В Собрании сочинений Маяковского (1955-1959) дано иное чтение этой строки: "Вы ушли, как говорится, в мир в иной". Основанием для такого исправления послужил, очевидно, текст автографа. В статье "Как делать стихи?" Маяковский рассказал о рождении этой строки, но ни в одном из приведенных им вариантов словосочетания "в мир в иной" не привел. "Окончательная редакция" строки, о которой говорится в статье, вошла и во все прижизненные публикации стихотворения.
...к вам приставить бы кого из напостов ...- то есть критиков, сотрудничавших в журнале "На посту", выходившем в Москве в 1923-1925 гг. под редакцией Б. Волина, Г. Лелевича, С. Родова. Журнал сыграл отрицательную роль в развитии советской литературы. Так называемое "напостовское" руководство РАППа в лице С. Родова, Г. Лелевича, И. Вардина и др., объявив себя проводниками и выразителями партийной линии в литературе (и даже - "Политбюро пролетарской литературы"), на самом деле искажало и вульгаризировало эту линию. Борьбу за пролетарскую литературу и против буржуазных влияний в литературе "напостовцы" вели с сектантских позиций. В писателях-попутчиках они видели врагов советской литературы, подвергая их заушательской критике ("напостовская дубинка"). С подозрительностью, более того - враждебно относились они даже к некоторым литературным группам РАППа. Журнал "На посту" они сделали фактически органом своей маленькой группы, а не органом, выражающим интересы всей ассоциации пролетарских писателей. Решать литературные вопросы "напостовцы" стремились "автономно", независимо от партии, считая свою линию единственно "правоверной" и партийной. Журнал "На посту", в частности, выступал против Горького и Маяковского. После опубликования резолюции ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 года "О политике партии в области художественной литературы" журнал был закрыт.
...утомительно и длинно, как Доронин .- Доронин Иван Иванович (р. 1900 г.) - советский поэт, напечатавший в 1926 году поэму "Тракторный пахарь".
В статье "Как делать стихи?" Маяковский так объяснял смысл этого сравнения: "Почему как Доронин, а не как расстояние до Луны, например?.. "Железный пахарь"... длиннее дороги до луны... 4000 строк Доронина поражают однообразием 16 тысяч раз виденного словесного и рифменного пейзажа..."
...несут стихов заупокойный лом ...- В статье "Как делать стихи?" Маяковский писал: "По-моему, 99% написанного об Есенине просто чушь или вредная чушь. Мелкие стихи есенинских друзей... Поэтически эти стихи не могут впечатлять. Эти стихи вызывают смех и раздражение".
...ваше слово слюнявит Собинов ...- Современник Маяковского П. Лавут вспоминает, что поэт перед чтением стихотворения объяснял: "Вскоре после смерти Есенина в помещении Художественного театра состоялся вечер его памяти. На фоне тощей, надломившейся березки выступали с "прочувствованными" речами ораторы. Затем Собинов тоненьким голоском запел: "Ни слова, о друг мой, ни вздоха, мы будем с тобой молчаливы...", хотя молчалив был только один Есенин, а Собинов продолжал петь. Вся эта обстановка произвела на меня удручающее впечатление" (П. И. Лавут. Маяковский едет по Союзу. М., "Советская Россия", 1963, стр. 30).
...Леонидом Лоэнгриновичем ...- Леонид Витальевич Собинов (1872-1934), знаменитый русский певец, считался лучшим исполнителем роли Лоэнгрина в одноименной опере Рихарда Вагнера.
...чтобы врассыпную разбежался Коган ...- Коган, Петр Семенович (1872-1932) - критик, историк литературы. Маяковский часто полемизировал с ним. Коган, писал поэт, "по-моему, изучал марксизм не по Марксу, а постарался вывести его самостоятельно из изречения Луки - "блохи все не плохи, все черненькие и все прыгают", - считающий эту истину высшим научным объективизмом..." ("Как делать стихи?").
Коган стал собирательным именем для Маяковского.
В этой жизни помереть не трудно ... - Перефразированные строки предсмертного стихотворения Есенина: "В этой жизни умирать не ново, // Но и жить, конечно, не новей".
Вы ушли,
как говорится,
в мир иной.
Пустота...
Летите, в звёзды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка.
В горле
горе комом
не смешок.
Вижу
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать, чтоб щёки
заливал
смертельный мел?!
Вы ж
такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
Этому вина
то...
да сё...
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина.
Дескать, заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс он тоже
выпить не дурак.
Дескать,
к вам приставить бы
кого из напостов
стали б
содержанием
премного одарённей.
Вы бы
в день
писали
строк по сто,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в "Англетере",
вены
резать
не было б причины.
Подражатели обрадовались:
бис!
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
Лучше
увеличь
изготовление чернил!
Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
И несут
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
В холм
тупые рифмы
загонять колом
разве так
поэта
надо бы почтить?
Вам
и памятник еще не слит,
где он,
бронзы звон
или гранита грань?
а к решеткам памяти
уже понанесли
посвящений
и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
в платочки рассоплено,
ваше слово
слюнявит Собинов,
и выводит
под берёзкой дохлой
"Ни слова,
о дру-уг мой,
ни вздо-о-о-о-ха".
Эх,
поговорить бы иначе
с этим самым
с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
гремящим скандалистом:
Не позволю
мямлить стих
и мять!
Оглушить бы
их
трехпалым свистом
в бабушку
и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
бездарнейшая погань,
раздувая
темь
пиджачных парусов,
чтобы
врассыпную
разбежался Коган,
встреченных
увеча
пиками усов.
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав
можно воспевать.
Это время
трудновато для пера,
но скажите
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Вы ушли,
как говорится,
в мир иной.
Пустота…
Летите,
в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка.
В горле
горе комом —
не смешок.
Вижу —
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
— Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать,
чтоб щеки
заливал
смертельный мел?!
Вы ж
такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
— Этому вина
то…
да се…
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина.-
Дескать,
заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс — он тоже
выпить не дурак.
Дескать,
к вам приставить бы
кого из напостов —
стали б
содержанием
премного одарённей.
Вы бы
в день
писали
строк по сто,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в «Англетере»,
вены
резать
не было б причины.
Подражатели обрадовались:
бис!
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
Лучше
увеличь
изготовление чернил!
Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
И несут
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
В холм
тупые рифмы
загонять колом —
разве так
поэта
надо бы почтить?
Вам
и памятник еще не слит,-
где он,
бронзы звон,
или гранита грань?-
а к решеткам памяти
уже
понанесли
посвящений
и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
в платочки рассоплено,
ваше слово
слюнявит Собинов
и выводит
под березкой дохлой —
«Ни слова,
о дру-уг мой,
ни вздо-о-о-о-ха »
Эх,
поговорить бы иначе
с этим самым
с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
гремящим скандалистом:
— Не позволю
мямлить стих
и мять!-
Оглушить бы
их
трехпалым свистом
в бабушку
и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
бездарнейшая погань,
раздувая
темь
пиджачных парусов,
чтобы
врассыпную
разбежался Коган,
встреченных
увеча
пиками усов.
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много —
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав —
можно воспевать.
Это время —
трудновато для пера,
но скажите
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово —
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Анализ стихотворения «Сергею Есенину» Маяковского
Между В. Маяковским и С. Есениным были очень сложные и противоречивые отношения. Два великих поэта представляли собой полную противоположность. Оба отмечали друг в друге наличие большого таланта, но постоянно высказывали обоюдные язвительные замечания. После трагического самоубийства Есенина Маяковский серьезно пересмотрел свои взгляды. Он понял, какое значение представлял «народный поэт» для всей русской литературы. Маяковский и сам начал ощущать разочарование в социалистическом обществе, попадать под незаслуженные удары критики. Уход из жизни Есенина, по сути, сделал его единственным советским поэтом, осмеливающимся открыто высказывать свои взгляды, что обрекало Маяковского на одиночество.
В стихотворном обращении к Есенину автор сразу же замечает, что «это не насмешка» над его памятью. Маяковский выражает глубокое сожаление, что его собрат по перу «собственных костей качает мешок». «Почему? Зачем?» поэт совершил самоубийство. Эти вопросы в те годы (да и сейчас) интересовали многих. Маяковский решительно отвергает версию о том, что Есенина довел до смерти алкоголизм. Он признает этот страшный порок поэта, но не согласен с предлагаемыми способами его искоренения. Многие обвиняли Есенина в безыдейности творчества и утверждали, что было необходимо привлечь его на сторону коммунизма. Маяковский справедливо парирует: «Класс — он тоже выпить не дурак». Также предлагали подобрать к поэту специального человека (естественно, из органов госбезопасности), который бы контролировал его образ жизни. Но «такая бредь», по мнению автора, еще вернее бы подтолкнула Есенина к петле. «Лучше от водки умереть, чем от скуки!».
Маяковского раздражает внезапное появление огромного множества поклонников и подражателей поэта, который сделали из него мученика, пострадавшего за свои идеи. Причем большинство из новоявленных апостолов до самоубийства презрительно относились к Есенину, открыто называя его неудачником и алкоголиком. Маяковский замечает, что лучшим признанием станет сооружение памятника Есенину, а слезливый «стихов заупокойный лом» только оскорбляет память поэта. Если бы Есенин смог на мгновенье восстать из мертвых, в адрес всей оплакивающей его «дряни» понесся бы «трехпалый свист в бабушку и в бога душу мать!».
Автор прекрасно понимает, что Есенин принял роковое решение под давлением мучавших его душу противоречий: «Какой великий выбирал путь… протоптанней и легше?». Именно в этой слабости, неспособности выстоять перед обстоятельствами он обвиняет поэта: «помереть не трудно, сделать жизнь… трудней». Как показало время, сам Маяковский в конце концов также запутался в собственной жизни и повторил печальную судьбу Есенина.
"К Сергею Есенину у Маяковского было весьма противоречивое отношение. Он признавал, что у этого поэта есть литературный дар, однако не мог смириться с безыдейностью и беспринципностью «звонкого забулдыги подмастерья», считая, что Есенину надо тратить свой талант не на описание красот родной природы, а на благо революции.
Тем не менее, после трагической гибели Есенина Маяковский пересмотрел свои взгляды на его жизнь и творчество. В результате весной 1926 года было написано стихотворение «Сергею Есенину», в котором Маяковский пытается объяснить причины смерти поэта. К тому моменту официальной версией гибели Есенина является самоубийство, и Маяковский не догадывается, что спустя годы утверждение, что, якобы, поэт повесился в номере питерской гостиницы «Англитер», будет поставлено под сомнение. Однако в момент создания этого произведения Маяковский убежден – поэт ушел из жизни добровольно, так как не смог найти своего места в новом обществе.
С первых строк Маяковский отбрасывает свой шутливый и язвительный тон, в котором обычно обращался к Есенину, и отмечает, что его стихотворение не является очередной насмешкой."
Есенин на Маяковского:
Я смотрю в унитаз хохоча
У меня голубая моча
И конец у меня голубой
И вообще я не доволен собой!
Маяковский в ответ:
Не голова у тебя, а седалище
В твоих жилах моча а не кровь
Посадить бы тебя во влагалище
И начать переделывать вновь!
Ответить
Прокомментировать
Есенин и Маяковский были двумя абсолютно разными поэтами. Они действительно были непримиримыми идейными оппонентами и часто спорили прямо во время публичных выступлений. Подобная полемика состоялась на суде имажинистов над литературой, если интересует, то может почитать в книге Ройзмана "Все, что я помню о Есенине". Как отмечалось ранее, Маяковский считал, что Есенину стоило бы работать во благо революции. Сергей Александрович в свою очередь обвинял Владимира Владимировича в подражание западным модернистам. Но это чаще всего было на публике. За поэтической сценой же было все наоборот. Тот же Ройзман однажды услышал, как в секретариате Маяковский громко хвалил стихи Есенина, а в заключение сказал: „Смотрите, Есенину ни слова о том, что я говорил“». Оценка, которую Маяковский дал ему, была однозначной: «Чертовски талантлив!». Знакомые Есенина вспоминали, как он читал "Мама и убитый немцами вечер", а также произнес однажды такую фразу: «Что ни говори, а Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, и многие о него споткнуться».Также Августа Миклашевская(ей посвящено стихотворение "Заметался пожар голубой...") вспоминает, как Маяковский зашел к ней в квартиру и попросил позвонить, поговорив с ней немного о театре, он не дотронулся до телефона и ушел. "Я понимала, что интересовала его только потому, что мое имя было как-то связано с именем Есенина,"- вспоминает Миклашевская. Подобных историй современников довольно много.
Главное же написал сам Маяковский. В "Как делать стихи" он описал последнюю встречу с Есениным
Последняя встреча с ним произвела на меня тяжёлое и большое впечатление. Я встретил у кассы Госиздата ринувшегося ко мне человека с опухшим лицом, со свороченным галстуком, с шапкой, случайно держащейся, уцепившись за русую прядь. От него и двух его темных (для меня, во всяком случае) спутников несло спиртным перегаром. Я буквально с трудом узнал Есенина. С трудом увильнул от немедленного требования пить, подкрепляемого помахиванием густыми червонцами. Я весь день возвращался к его тяжелому виду и вечером, разумеется, долго говорил (к сожалению, у всех и всегда такое дело этим ограничивается) с товарищами, что надо как-то за Есенина взяться. Те и я ругали «среду» и разошлись с убеждением, что за Есениным смотрят его друзья - есенинцы.
Оказалось не так. Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески. Но сразу этот конец показался совершенно естественным и логичным. Я узнал об этом ночью, огорчение, должно быть, так бы и осталось огорчением, должно быть, и подрассеялось бы к утру, но утром газеты принесли предсмертные строки:
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
После этих строк смерть Есенина стала литературным фактом.
Знакомые Есенина отмечали, что ему, возможно, хотелось сблизиться с Маяковским, но что-то мешало. Они были противоположности и в литературе, и в жизни.А как нам известно,противоположности притягиваются. Думаю, Маяковский понимал, что литература потеряла одного из талантливейших поэтов того времени.
Маяковский написал стихотворение после смерти Есенина. Думаю, оно поможет разобраться, как Маяковский относился к одному из главных "хулиганов" того времени.
Сергею Есенину
как говорится,
в мир в иной.
Пустота…
в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
не насмешка.
горе комом -
не смешок.
взрезанной рукой помешкав,
собственных
качаете мешок.
- Прекратите!
Вы в своем уме ли?
чтоб щеки
смертельный мел?!
загибать умели,
что другой
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
Этому вина
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина. -
заменить бы вам
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
заливает квасом?
Класс - он тоже
выпить не дурак.
к вам приставить бы
кого из напостов -
премного одарённей.
строк по сто,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
чернила в «Англетере»,
не было б причины.
Подражатели обрадовались:
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
изготовление чернил!
Навсегда
в зубах затворится.
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
забулдыга подмастерье.
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
тупые рифмы
Стихотворение «Сергею Есенину» было написано после смерти поэта. «Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески... Я узнал об этом ночью, огорчение, должно быть, так бы и осталось огорчением, должно быть и подрассеялось бы к утру...», - делился своими чувствами Маяковский. Вы ушли, Как говорится, В мир иной.
Так просто, как к живому, обращается Маяковский к умершему Есенину в начале стихотворения. Да и само название больше подходит для дружеского послания, чем для эпитафии.
Маяковский и Есенин жили в одно время, в переломный исторический момент, на обоих лежал груз «эпохи перемен». Но более разных поэтов не найти, у каждого была своя, неподражаемая манера письма. Пройдет всего четыре года, и Маяковский сам поставит «точку пули в конце пути». Возможно, он понял, что «сделать жизнь» и ему не удалось. А, может быть, решил, что делал ее не так. В этом и заключается трагедия обоих великих поэтов.
Владимир Маяковский
Сергею Есенину
Вы ушли,
как говорится,
в мир в иной.
Пустота…
Летите,
в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка.
В горле
горе комом -
не смешок.
Вижу -
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать,
чтоб щеки
заливал
смертельный мел?!
Вы ж
такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
- Этому вина
то…
да сё…
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина. -
Дескать,
заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс - он тоже
выпить не дурак.
Дескать,
к вам приставить бы
кого из напостов -
стали б
содержанием
премного одарённей.
Вы бы
в день
писали
строк по сто,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в «Англетере»,
вены
резать
не было б причины.
Подражатели обрадовались:
бис!
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
Лучше
увеличь
изготовление чернил!
Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
И несут
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
В холм
тупые рифмы
загонять колом -
разве так
поэта
надо бы почтить?
Вам
и памятник еще не слит, -
где он,
бронзы звон
или гранита грань? -
а к решеткам памяти
уже
понанесли
посвящений
и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
в платочки рассоплено,
ваше слово
слюнявит Собинов
и выводит
под березкой дохлой -
«Ни слова,
о дру-уг мой,
ни вздо-о-о-о-ха.»
Эх,
поговорить бы иначе
с этим самым
с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
гремящим скандалистом:
- Не позволю
мямлить стих
и мять! -
Оглушить бы
их
трехпалым свистом
в бабушку
и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
бездарнейшая погань,
раздувая
темь
пиджачных парусов,
чтобы
врассыпную
разбежался Коган,
встреченных
увеча
пиками усов.
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много -
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав -
можно воспевать.
Это время -
трудновато для пера,
но скажите
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово -
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Маяковский Владимир Владимирович (1893 – 1930)
Русский советский поэт. Родился в Грузии, в селе Багдади, в семье лесничего.
С 1902 г. учился в гимназии в Кутаиси, затем в Москве, куда после смерти отца переехал вместе со своей семьей. В 1908 г. оставил гимназию, отдавшись подпольной революционной работе. В пятнадцатилетнем возрасте вступил в РСДРП(б), выполнял пропагандистские задания. Трижды подвергался аресту, в 1909 г. сидел в Бутырской тюрьме в одиночке. Там и начал писать стихи. С 1911 г. занимался в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Примкнув к кубофутуристам, в 1912 г. опубликовал первое стихотворение - «Ночь» - в футуристическом сборнике «Пощечина общественному вкусу».
Тема трагичности существования человека при капитализме пронизывает крупнейшие вещи Маяковского предреволюционных лет - поэмы «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Война и мир». Уже тогда Маяковский стремился создать поэзию «площадей и улиц», обращенную к широким массам. Он верил в близость наступающей революции.
Эпос и лирика, разящая сатира и агитационные плакаты РОСТА - на всем этом многообразии жанров Маяковского лежит печать его самобытности. В лирико-эпических поэмах «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!» поэт воплотил мысли и чувства человека социалистического общества, черты эпохи. Маяковский мощно влиял на прогрессивную поэзию мира -у него учились Иоганнес Бехер и Луи Арагон, Назым Хикмет и Пабло Неруда. В поздних произведениях “Клоп” и “Баня” звучит мощная сатира с элементами антиутопии на советскую действительность.
В 1930 году покончил жизнь самоубийством, не вынеся внутреннего конфликта с “бронзовым” советским веком, в 1930 г., похоронен на Новодевичьем кладбище.
