23.11.202327.05.2017

Праведник на троне

Марк Аврелий Антонин – римский император, принадлежавший к династии Антонинов, полководец и философ. Жил он почти два тысячелетия назад, в 121–180 гг.

Сначала имя будущего императора было Марк Анний Катилий Север – в честь прадеда со стороны матери. Но отец его умер молодым, и мальчика забрал на воспитание дед, опять же – со стороны матери, которого звали Марк Анний Вер. В те времена широко было распространено усыновление, и дед усыновил внука, в результате чего изменилось и имя ребенка: он стал Марком Аннием Вером.

Марк Анний Вер, будущий Марк Аврелий, при-надлежал к элите римского общества, к тому же его дед состоял в отдаленном родстве с тогдашним императором Адрианом, что оказало определенное влияние на судьбу мальчика. Кстати сказать, император Адриан называл молодого человека Вериссимом, переделывая его имя «Вер», которое означало «правдивый», в «правдивейшего» – и это была весьма высокая оценка способностей Марка Анния Вера.

Его воспитывали как будущего правителя, он получил самое лучшее образование. Причем его дед был категорически против школьного обучения, и для мальчика нанимали отличных учителей. Впоследствии он упомянул их всех в своей книге «Наедине с собой», выражая благодарность и за науку, и за дружеские отношения, и за формирование личности.

В 138 году умер Луций Элий Вер, который был приемным сыном императора Адриана и должен был стать его преемником. Вскоре император Адриан усыновил Тита Аврелия Фульва Бойония Аррия Антонина, который был женат на Аннии Галерии Фаустине, родной тетке Марка Анния, сестре его отца, кроме того, теткой Фаустины по материнской линии была жена Адриана. Одним из условий этого усыновления и последующей преемственности императорства было усыновление двоих юношей: Марка Анния Вера и сына Луция Элия Вера. Все усыновления были произведены, и молодой человек вновь сменил имя. Теперь его звали Марк Элин Аврелий Вер. Ну а его приемный отец стал Антонином Пием, будущим императором.

Марку Аврелию было пятнадцать лет, когда он получил мужскую тогу – обычно это происходило после достижения шестнадцатилетия. А в семнадцать лет он стал квестором, что подтверждает его таланты правителя. И тут же состоялась помолвка с Фаустиной Младшей, дочерью Антонина Пия, который к тому времени уже был императором после смерти Адриана. В 140 году, всего в 19 лет, Марк Аврелий стал консулом.

Начиная с 139 года Марк Аврелий жил на Палатинском холме, в императорской резиденции – такова была воля Антонина Пия. Следует заметить, что сам Марк Аврелий отнюдь не рвался ни к почестям, ни к званиям, ни тем более к императорскому дворцу. Он был совсем юным, когда начал вести аскетический образ жизни. Он спал на голых досках, а в качестве одеяла использовал звериную шкуру, был весьма непритязателен в еде.

Для такого юноши императорский дворец был хуже темницы, но он сознавал свой долг и принимал его.

Ему было двадцать пять лет, когда он всерьез начал заниматься философией, и впоследствии из-за этого увлечения его стали называть философом на троне. Однако Марк Аврелий вовсе не был главой философской школы, как это можно предположить, он не создал собственную философскую теорию и даже не спорил со своими учителями-философами, принимая в полной мере и объеме все знания, которые они ему предлагали, все их теории и философские построения.

Его окружала поистине императорская роскошь, его обучали всему, что могло потребоваться главе государства, с молодости он принимал непосредственное участие в управлении империей и при этом получал все почести, полагающиеся по должности. А он тяготел к философии. Возможно, дело в слабом здоровье, которым он отличался с ранних лет. А может, дело в сложности и тяжести обязанностей, которые возлагали на хрупкие плечи, и требовалось выдержать всё это, не подавая вида, что груз практически неподъемен. Не удивительно, что Марк Аврелий так тянулся к стоической философии, как люди тянутся к религии, ища утешения, объяснения и поддержки.

Он не стремился к власти, власть сама пришла к нему, и оставалось лишь согласиться с тем, что придется оставить науки в пользу политики – так как именно в этом состоял его долг, его путь праведности.

Марк Аврелий вовсе не был воинственным человеком, но, как императору, ему нередко приходилось возглавлять войска в походах – и это с учетом его слабого здоровья. Современники писали, что он страдал от кровохарканий в таких походах, годами мучился от бессонницы, придворный врач Гален неотлучно находился при нем. И тем не менее Марк Аврелий преодолевал телесную слабость ради исполнения своего долга, своего непреложного обязательства. Он был равнодушен к внешним почестям, очень ценил своих друзей и всегда старался воздать им должное, лишенный чувства зависти к чужим достижениям.

Философия стоиков предлагала гораздо больше, чем политеистическая религия, принятая тогда в Риме. Стоики давали своим адептам не только объяснение картины мироздания, но и указывали на место человека в этой картине, связь личности с мировым разумом, с величием космических сил и явлений. Кроме того, стоики представляли систему мировоззрения, которая помогала переносить трудности и даже страдания, недаром в современной интерпретации «стоицизм» – это вовсе не философская школа, но образ жизни, предполагающий мужественное преодоление и перенесение всех препятствий и превратностей судьбы. Расхожий стереотип: «стоическое» перенесение трудностей и испытаний. Это как раз то, в чем остро нуждался молодой Марк Аврелий, изнемогающий под тяжестью свалившейся на него ответственности. Да еще следует учитывать слабость здоровья, которую постоянно приходилось преодолевать…

Скорее всего, именно слабое здоровье подвигло Марка Аврелия так заинтересоваться проблемой жизни и смерти. Смерть с самого раннего возраста стояла у него за плечом, а ведь хотелось жить – и жить долго. Стоики предложили ему бессмертие. Причем не бессмертие в потомках или в делах, что является весьма ненадежной формой (в соответствии с учением тех же стоиков – и об этом Марк Аврелий напишет потом в книге «Наедине с собой»), но бессмертие личное – бессмертную душу, часть личности, которая не исчезает после смерти, не становится землей или травой, но сливается с мировым разумом. Такая форма бессмертия чрезвычайно привлекательна – подобное использовали и используют все монотеистические религии, предлагая своим последователям бессмертие души, которая после смерти плотской оболочки воссоединяется с Творцом.

В учении стоиков Марк Аврелий нашел опору и поддержку, в которых остро нуждался, став императором, да и ранее, когда ему приходилось исполнять различные государственные обязанности по приказу Антонина Пия. Ведь долгие годы Марк Аврелий был тенью правящего императора и своего приемного отца, готовясь к самостоятельному правлению. И когда Антонин Пий умер, его преемник был полностью подготовлен к трону, и империя не содрогнулась, как это бывает при смене правителя.

Заметим, что некоторые биографы Марка Аврелия считают, что по природе своей он вовсе не тяготел к упорству в целедостижении, не слишком был склонен доводить до конца начатое дело, трудиться с утра до вечера, да еще при этом не жаловаться на ежедневную рутину. Однако он все это делал – по примеру Антонина Пия, своего приемного отца и предшественника-императора. Причем у Антонина Пия эти качества были естественными, рутинная работа не была для него нудной, а любое начатое дело он вел к логическому завершению, считая это единственно правильным деянием. Одной из огромных заслуг Антонина Пия перед государством является то, что ему удалось привить свои положительные качества приемному сыну и наследнику, и он оставил Риму императора, обладающего многими нравственными достоинствами, философа и настоящего праведника, который превыше всего ставил исполнение своего долга.

Нередко отмечают, что Марк Аврелий вовсе не принадлежал к числу тех императоров, которых называют великими. В нем не было ничего от Юлия Цезаря, Александра Македонского или даже Петра Первого. Он не расширил границы империи до края мира, не изменил законодательство или строй на более прогрессивные. Его правление было, что называется, равномерным и прямолинейным – как простейшее движение в физическом мире. Из-за этого Марка Аврелия иногда называют императором-посредственностью, ставя ему в вину чрезмерное увлечение философией.

Однако подобная точка зрения далеко не верна. Да, Марк Аврелий не сделал того, что сделал, скажем, Александр Македонский. Но у него не было и такой задачи. Он ставил перед собой цель не дать распасться огромной империи, сохранить наследие, бережно переданное в его руки Антонином Пием. Ведь не зря Марк Аврелий стал пятым императором, которых сами римляне называли «хорошими». Именно при этих пяти хороших императорах, правивших последовательно, Рим достиг небывалого расцвета. И в годы правления Марка Аврелия этот расцвет продолжался. Так не является ли исполнение подобной задачи – сохранение счастья и благополучия многих и многих граждан империи – куда большим величием, чем создание государства Александра Македонского?

Чаще всего Марка Аврелия изображают фигурой трагической, ведь именно с его жизнью закончился и золотой век Римской империи и начался бесславный кровавый закат. Можно даже предположить, что он предвидел такое завершение своих дел – крах империи. Ведь его сын, Коммод, который наследовал империю, отнюдь не отличался ни нравственностью, ни даже способностью к управлению государством. Коммода больше интересовали гладиаторские бои, и он даже сам выступал на арене – деяние непозволительное и недопустимое даже для обычного свободного гражданина, позорящее его, уж не говоря о наследнике престола. Он был далек и от стоицизма, и от аскетизма, его привлекала императорская роскошь и блеск драгоценностей. И вот такому человеку Марк Аврелий должен был передать практически неограниченную власть, предвидя все возможные последствия. Однако, читая его «размышления», можно увидеть, что печальные перспективы вовсе не угнетали императора, и нет в нем того трагизма, на который частенько намекают биографы.

Единственную книгу, которую написал Марк Аврелий, «Наедине с собой», считают своеобразным дневником, отражающим не внешнюю, но внутреннюю жизнь человека – императора, государственного деятеля и философа. Это не философский трактат, но дневник человека, ищущего уединения не в окружающем мире, удаляясь от людей, но внутри самого себя, в собственной душе, и при этом познающего себя и свою душу. Естественно, как приверженец стоической философской школы, Марк Аврелий постоянно употребляет стоические формулировки и определения, он пользуется философией как инструментом, открывающим для него некие жизненные перспективы, инструментом, с помощью которого можно расширить границы познания, соединяя себя с космосом, находя свое место в громадном мире, простирающемся далеко за пределы земного шара.

Очевидно, что именно такой философский подход не только к собственной жизни, но и к руководству империей, на всю жизнь сохранил Марку Аврелию оптимизм, несмотря на переносимые им тяготы, и даже будущий крах империи в этом свете представлялся не таким уж ужасным – ведь все преходяще, а Земля – лишь точка, и место империи, а уж тем более отдельного человека на этой точке практически невозможно различить.

Но, несмотря на все возможные катаклизмы, войны и прочее, тянется непрерывная нить из прошлого в будущее, соединяющая все сущее в цепь вселенского разума – и только это и имеет значение. И только это и есть бессмертие. Так считал Марк Аврелий. Об этом он написал книгу – для себя, к себе. И через тысячелетия мы можем воспользоваться его мудростью, его силой и даже его добротой, с которой он всегда относился к людям. «Размышления» – поистине источник живительной мысли, к которому стоит припасть всякому, даже не увлекающемуся философией.

Через столетия Артур Конан Дойл написал: «Тому, кто пробует поставить себя выше матери-Природы, нетрудно скатиться вниз. Самый совершенный представитель рода человеческого может пасть до уровня животного, если свернет с прямой дороги, предначертанной всему сущему» («Человек на четвереньках») – и этим полностью выразил общий принцип стоической философской школы, которая требовала от своих последователей жизни в соответствии с природой, что означало жизнь в соответствии с разумом. Марк Аврелий ни разу не свернул с той дороги, которую начертала природа – или вселенский разум. Каждое свое действие он соотносил с разумностью, тщательно взвешивая не только каждый шаг, но даже каждую свою мысль. «Размышления» – это весы, которыми пользовался Марк Аврелий и которыми может воспользоваться любой человек, было бы желание!

Эльвира Вашкевич

Первая книга

От Вера, моего деда, я унаследовал сердечность и незлобивость.

Отцом Марка Аврелия был Марк Анний Вер, так же звали и его деда. При рождении будущему императору было дано имя Марк Анний Вер, а после двух усыновлений его стали называть Марк Элий Аврелий Вер Цезарь. Марк Аврелий зачастую, говоря об отце, имеет в виду вовсе не своего биологического родителя, но отца по усыновлению – императора Антонина Пия.

От славы моего родителя и оставленной им по себе памяти – скромность и мужественность.

От матери – благочестие, щедрость, воздержание не только от дурных дел, но и дурных помыслов. А также – простоту образа жизни, далекую от всякой роскоши.

Умеренность для Марка Аврелия была частью стоицизма, который предполагал невозмутимость, с которой настоящий стоик переносит любые жизненные испытания. Следует отличать умеренность стоицизма, связанную в большей степени с отказом от страстей, которые, по мнению стоиков, мешают самосовершенствованию, от аскетизма, предполагающего отказ от всего, без чего можно обойтись, и довольствование лишь самым необходимым. Так, Марк Аврелий, восхищавшийся неприхотливостью кулинарных запросов матери, – стоик, а вот Диоген, который, кстати, был одним из апологетов стоицизма, куда как ближе к аскетизму: легенда утверждает, что Диоген выбросил чашку, так как понял, что может пить из ладоней, сложенных лодочкой, и выбросил миску, так как понял, что можно есть из куска хлеба. Марк Аврелий был далек от отказа от столовых приборов и посуды, однако, вряд ли очень бы огорчился, если бы лишился их – как настоящий аскет.

От прадеда – то, что не пришлось посещать публичных школ; я пользовался услугами прекрасных учителей на дому и понял, что на это стоит потратиться.

В Древнем Риме существовала целая система общественных школ, начиная от элементарной (начальной), обучение в которой продолжалось два года и заключалось в первичных навыках чтения, письма и счета, и заканчивая грамматической школой с двумя ступенями – тривиум (риторика, диалектика, грамматика) и квадриум (арифметика, геометрия, астрономия, музыка). Программа общественных римских школ была сугубо практической, ориентированной на пользу. То есть, обучение должно было обеспечить возможность последующей военной или политической карьеры. Сейчас подобные предметы, способствующие дальнейшей карьере в той или иной области, называют перспективными и при обучении делают упор в основном на них. В этом плане современная система образования недалеко ушла от Древнего Рима с его общественными школами прагматичного характера. Однако у римских школ был весьма существенный недостаток: качество обучения в них в значительной степени зависело от преподавателя (как нередко бывает и сейчас). Учебной литературы, с помощью которой ученики могли бы изучать предметы независимо от преподавателя, еще не существовало – едва была осознана ее необходимость, и она только начинала создаваться. В результате обучение в общественных школах давало весьма средние результаты, так как система, направленная на «перспективность», препятствовала гармоничному развитию и, как следствие, не позволяла в полной мере развиваться творческому мышлению. Аналогичную ситуацию можно наблюдать в современной системе не только среднего, но и высшего образования. Именно по этой причине состоятельные римляне предпочитали, чтобы их дети получали домашнее образование – со специально отобранными преподавателями. Такое образование стоило дорого и было доступно далеко не всем. Именно прадед Марка Аврелия заложил основы семейного благосостояния, а также принципы, в соответствии с которыми дети должны были получать отличное образование вне общественных школ.

От воспитателя – равнодушие к борьбе между зелеными и синими, победам гладиаторов с фракийским или галльским вооружением (пармулариев и скутариев), а также прихотливость, выносливость в трудах, несуетливость и стремление к самостоятельности в решении дел, невосприимчивость к клевете.

Зелеными и Синими называли спортивные команды, выступавшие в Римском цирке. Эти команды имели своих фанатов, подобно тому, как сейчас знаменитые футбольные команды имеют своих отчаянных болельщиков.

Пармуларии – так называли гладиаторов из Фракии, так как они пользовались маленьким щитом пармулой.

Скутарий – так называли гладиаторов из Галлии, которые выступали в галльском вооружении. Заметим, что пармуларии и скутарии могли и не быть выходцами из Фракии или Галлии, основой названия оставалось именно вооружение тех мест.

От Диогнета – нерасположение к пустякам, недоверие к россказням чудотворцев и волшебников о заклинаниях, изгнании демонов и тому подобных вещах. А также и то, что не разводил перепелов, не увлекался глупостями, а отдался философии, слушая сначала Бакхия, затем Тандасида и Маркиана. Уже с детских лет писал диалоги и полюбил простое ложе, звериную шкуру и прочие принадлежности эллинского образа жизни.

Диогнет – древнегреческий художник, живший и работавший в Риме, был учителем живописи Марка Аврелия. Интересно, что известен трактат, называемый «Послание к Диогнету», написанный предположительно в 120–210 гг. В данном трактате описывается понимание христианского учения. Считается, что он обращен к некоему знатному язычнику, пожелавшему ознакомиться с новым религиозным учением. Но этот трактат может быть обращен и к тому Диогнету, который обучал живописи Марка Аврелия, а, возможно, был предназначен и для самого императора.

Упоминая о перепелах, Марк Аврелий имеет в виду боевых птиц – в Древнем Риме были распространены перепелиные бои, как позднее в Европе – петушиные. Немало любителей держало перепелов и тренировало их для боев. Считается, что перепелиные бои пришли в Древний Рим из Греции. Говоря о перепелах, Марк Аврелий фактически утверждает, что не увлекается азартными играми.

Бакхий – имеется в виду один из учеников философа платонической школы Гая. О самом Гае сведений сохранилось немного, а его труды – спорны, предполагается даже, что он не писал никаких философских трудов, ограничиваясь преподаванием.

Маркиан – по предположениям некоторых историков, преподавал Марку Аврелию судебное красноречие и юриспруденцию. Другие же специалисты считают его неизвестным персонажем. Также историкам неизвестен Тандасид. Можно предположить, что эти люди являлись домашними учителями Марка Аврелия, но, оставив след в его чувствах, не оставили такового в истории.

От Рустика – мысль о необходимости исправлять и образовывать свой характер, не уклоняться в сторону изощренной софистики и сочинения бессмысленных теорий, не составлять увещевательных речей, не разыгрывать напоказ ни страстотерпца, ни благодетеля, не увлекаться риторикой, поэтическими украшениями речи и не разгуливать дома в сто?ле.

Сто?ла – элемент литургического облачения католического (и лютеранского) клирика. Шёлковая лента 5–10 см в ширину и около 2 метров в длину с нашитыми на концах и в середине крестами. Носится поверх альбы, под далматикой или казулой.

(Благодаря ему я пишу письма простым слогом, по примеру письма, написанного им самим из Синуэссы к моей матери. Я всегда готов к снисхождению и примирению с теми, кто в гневе поступил неправильно, оскорбительно, едва они сделают первый шаг к восстановлению наших прежних отношений. Я стараюсь вникнуть во все, что читаю, не довольствуясь поверхностным взглядом, но не спешу соглашаться с многоречивыми пустословами. Рустик первый познакомил меня с «Воспоминаниями об Эпиктете», ссудив их из своей библиотеки.

Рустик – Квинт Юний Рустик, философ-стоик (около 100–170 гг). Квинт Юний Рустик дважды занимал должность консула, был одним из учителей Марка Аврелия и обучал императора именно учению стоиков. Он считается самым знаменитым философом школы стоиков своего времени. Именно Рустик вел суд над Иустином Философом, раннехристианским мучеником и богословом. Иустин Философ причислен к лику святых как в Православной, так и в Католической церквях. Квинт Юний Рустик, будучи в то время римским префектом, убеждал Иустина отречься от христианства и вернуться к почитанию богов Эллады (Иустин был греком), но Иустин отказался, поэтому его и шестерых его учеников сначала подвергли бичеванию, а затем обезглавили.

Марк Аврелий весьма уважал Рустика и оказывал ему различные почести. Именно Рустик познакомил Марка Аврелия с трудами Эпиктета – древнегреческого философа, который был в Риме сначала рабом, а затем вольноотпущенником, и основал философскую школу. Интересно, что сам Эпиктет, подобно Диогену, не писал философских трудов, все его учение передавалось в устной форме. Однако один из его учеников, Флавий Арриан, древнегреческий историк и географ, записал выдержки из философии учителя, и эти заметки дошли до наших дней – «Беседы» (четыре книги) и «Руководство» (этот текст можно назвать кратким изложением учения Эпиктета).

Заметим, что девизом Эпиктета было «Сдерживайся и воздерживайся!», то есть он проповедовал самоограничение как один из путей к внутренней свободе. Также Эпиктет считал, что обязательное условие внутренней свободы – самопознание. Девиз Эпиктета был полностью воспринят и принят Марком Аврелием).

От Аполлония – свободомыслие и осмотрительность, стремление неуклонно руководствоваться ничем иным, кроме разума, оставаясь верным себе при невыносимой боли, потере ребенка и тяжелой болезни. На его примере я наглядно убедился, что в одном и том же лице величайшая настойчивость может сочетаться со снисходительностью. Когда приходится с трудом растолковывать что-либо, я не раздражаюсь и не выхожу из себя, ибо видел человека, который опытность и мастерство в передаче глубочайших знаний считал наименьшим из своих достоинств. От него я научился, каким образом следует принимать от друзей так называемые услуги, не чувствуя себя вечно обязанным, но и не проявляя равнодушия.

Все грани философии | Марк Аврелий. Наедине с собой

Создай себе досуг для того, чтобы научиться чему-нибудь хорошему
Всё следует делать, обо всем говорить и помышлять так, как будто каждое мгновение может оказаться для тебя последним
Что такое смерть? Если взять ее саму по себе и отвлечься от всего, что вымышлено по её поводу, то тотчас же убедишься, что она не что иное, как действие природы. Бояться же действия природы — ребячество; смерть не только действие природы, но действие, полезное ей.
Самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери - и сводятся они всегда к мгновению.
Настоящее - вот все, чего можно лишиться, ибо только им и владеешь, а никто не лишается того, чем не обладает.
Жизнь — борьба и странствование по чужбине.
О смерти: Ты взошел на корабль, совершил плавание, достиг гавани: пора сходить.
Следует быть правым, а не исправляемым.
Избирай лучшее и держись его. «Но лучшее — это полезное». Если оно полезно для тебя как для существа разумного, то береги его, если для тебя как животного, отрекись от него.
Каждый живет лишь настоящим, ничтожно малым моментом; все остальное или уже прожито, или покрыто неизвестностью. Ничтожна жизнь каждого, ничтожен тот уголок земли, где он живет, ничтожна и самая долгая слава посмертная: она держится лишь в нескольких кратковечных поколениях людей, не знающих и самих себя, не то что тех, кто давно опочил.
В любой момент ты можешь удалиться в самого себя. Ведь самое тихое и безмятежное место, куда человек может удалиться, - это его душа.
Смерть есть такая же часть природы, как и рождение.
Устрани жалобу на вред — устранится и сам вред.
Все прекрасное, чем бы оно ни было, прекрасно само по себе: похвала не входит в него составной частью. Поэтому от похвалы оно не становится хуже или лучше.
Все мимолетно: и тот, кто помнит, и то, о чем помнят.
Где, в самом деле, человек, не менявший своих взглядов?
Следует ли считать благом то, при мысли о чем вполне уместно замечание: «Прибредшему эти блага в изобилии некуда будет и помочиться»?
Стремиться к невозможному — безумно.
Кто-нибудь поступает плохо по отношению ко мне? Ну что же, это его дело. У него свое душевное настроение и свой образ действия. Я же таков, каким желает, чтобы я был, общая природа, и поступаю так, как желает, чтобы я поступал, моя собственная природа.
Ты можешь здесь жить так, как рассчитываешь жить, уйдя отсюда.
Смерть есть одна из наших жизненных задач.
Лучший способ оборониться от обиды — не уподобляться обидчику.
Что делают люди! Своих современников, живущих вместе с нами, они прославлять не желают. А сами, между тем, чрезвычайно высоко ставят славу у потомков, которых они никогда не видели и не увидят. Ведь это почти то же, что огорчаться по поводу того, что уже предки не пели тебе хвалы.
Если что-либо тебе не по силам, то не решай еще, что оно вообще не возможно для человека. Но если что-нибудь возможно для человека и свойственно ему, то считай, что оно доступно и тебе.
Если кто-нибудь может с очевидностью доказать мне, что я неисправно сужу или действую, то я с радостью изменюсь. Ибо я ищу истины, от которой еще никто никогда не потерпел вреда. Терпит же вред тот, кто упорствует в своем заблуждении и невежестве.
Бога, лишенного намерений, трудно и помыслить.
Скоро ты забудешь обо всём и всё, в свою очередь, забудет о тебе.
Человеку свойственно любить и заблуждающихся
Природа не так уж тесно связала тебя с телом, чтобы ты не мог отмежеваться и свое дело делать сам.
Смешно, стараясь избежать чужой порочности — что невозможно, — не стараться избежать своей собственной — что вполне возможно.
Никто не устает получать пользу. Не уставай не получать пользу, принося её.
Раскаяние есть упрек, обращенный к самому себе за упущение чего-либо полезного.
Изменение своего мнения и согласие с тем, кто указывает правильный путь, отнюдь не умаляют свободы. Ведь это твоя же деятельность, отправляемая согласно твоему же разуму.
Сколько усилий затратили предки, чтобы оставить себе преемника — и все же кто-нибудь да должен остаться последним.
Тебя гнетет не будущее и не прошедшее, но всегда лишь настоящее.
Если взор твой изощрен, говорит философ, докажи это на деле, разобравшись в самом мудреном.
Старайся расположить к себе современников. Те, кто предпочитает гнаться за славой у потомства, забывает, что грядущие поколения ничем не будут отличаться от настоящего, которым они тяготятся.
Оставайся постоянно в пределах первых представлений, ничего не примышляя к ним сам от себя, и с тобой ничего не будет. Или, ещё лучше, примысли, но как человек, знающий все происходящее в мире.
Поступки другого человека следует оставлять при нем.
Не все же разговаривать о том, каким должен быть хороший человек, пора и стать им.
Почему тебе недостаточно провести достойно свой краткий век?
Никто не бывает настолько удачлив, чтобы смерть не вызвала в ком-либо из окружающих чувства злой радости.
Я сделал что-нибудь для общего блага? Следовательно, я принес пользу самому себе.
Нет условий жизни, более приятных для философствования, нежели те, в которых ты теперь находишься!
До какого лицемерия нужно дойти, чтобы сказать: «Я намерен быть искренним в отношениях с тобой». Что делаешь ты, человек? Не следует предупреждать об этом — это выяснится само собой: содержание твоих слов должно быть запечатлено на твоем челе.
Многому следует поучиться, прежде чем с уверенностью высказываться о чужих поступках.
Пока еще жив, стань, наконец, человеком!
Ты не станешь учить письму и чтению, прежде чем научишься сам. Тем паче - жизни.
Виноград зеленый, зрелый, выжатый — все это переход не в то, чего нет, а в то, чего нет теперь.
Я часто дивился тому, что каждый, любя себя больше других, в то же время своему убеждению о себе придаем меньшее значение, нежели убеждению других. Мы более стесняемся своих ближних - что они подумают о нас?

В 2014 году на русский язык была переведена одна из последних книг культового в мировой психологии автора И. Ялома. Она была названа «Все мы творения на день», и название - прямая цитата из книги Марка Аврелия «Размышления». «Все мы творения на день: и кто помнит, и кого помнят… Придет время, когда ты все забудешь; и придет время, когда всё забудет тебя».

Эта цитата может послужить эпиграфом к книге И. Ялома, где идет речь об отношениях терапевта с клиентом, которому очень помогло прочтение Марка Аврелия. Вот почему я хочу начать рецензию словами нашего современника, прочитавшего эту книгу: «На прошлой неделе я задался вопросом: «Для кого он все это писал?». И теперь я понял. Это… послание самому себе от его глубинного Я, которое присягнуло принципам праведной жизни» . Действительно, когда прочитываешь книгу с точки зрения внутреннего диалога, как уникальный пример самопомощи и поддержки, даже самотерапии, если хотите, она приобретает поистине вневременный смысл.

Трезвость размышлений, глубина самопознания, аналитический ум Марка Аврелия, императора, правившего с 161 по 180 гг. н. э. Римской Империей, просто поражают. В процессе чтения иногда сложно избавиться от мысли, что книге много сотен лет, потому что многие идеи перекликаются с современными культурными установками. В философском трактате «Наедине с собой» затронуты самые важные вопросы из разряда так называемых «вечных». Рассмотрим основные из них.

Идея Бога

Вместо Бога Марк Аврелий склонен брать в расчет некий незыблемый закон жизни, Целое, первоначало как силу природы, которая изначально мудра, регулирует себя и является самодостаточной. Согласно его учению, предназначение человека - актуализировать именно то, к чему стремится его душа, реализовывать в простоте и полноте свой замысел, близкий божественной природе, «блюсти чистоту своего гения». Это и есть праведная жизнь. Интересно при этом представить, как сложно было это воплотить в жизнь самому Марку Аврелию, философской натуре которого явно претила необходимость решать государственные дела, вести войны, выступать важной публичной персоной - фактически, не быть самим собой. И эта потребность была столь неудовлетворенной, что Аврелий нашел раба, который записывал все его мысли, чтобы побыть «наедине с собой» и стать аутентичным хоть в какие-то моменты жизни.

Приближение Бога к природе человека, понимание его не как персонифицированного божества (или божеств), а как общего закона, действительно способствует тому, чтобы привести мятущегося - к покою, неуверенного - к уверенности в глубине своего существа: что может произойти, чего не было бы в изначальном божественном плане? Что может сделать человек вопреки своей природе? Может ли кто-то заставить человека пойти против внутреннего «Я»? Эти вопросы волновали многих на протяжении тысячелетий, и едва ли не одним из первых их затронул этот римский император, который, будучи истинным прирожденным философом, вынужден был править Империей. Он говорил о свободе экзистенциального выбора, о следовании предназначению - и в этом, опять же, много личного. В трактате нередки упоминания богов, но если абстрагироваться от реалий Римской империи 160-180 гг. н. э., его размышления звучат вполне современно. С понятием богов тесно связана идея судьбы - она сближается с пониманием рока в греческой трагедии - с ним бессмысленно бороться, ибо на это уходят лучшие силы и лучшее время жизни. Подчинение и принятие - мотивы, проходящие красной нитью по всей книге.

Кроме того, от языческой идеи многобожия Аврелий отходит не раз, словно признавая ее некоторую условность: «Все сплетено друг с другом, всюду божественная связь, и едва ли найдется что-нибудь чуждое всему остальному, ибо все объединено общим порядком и служит к украшению одного и того же мира. Ведь из всего составляется единый мир, все проникает единый бог, едина сущность всего...». Поэтому и ответственности у человека, согласно Аврелию, гораздо больше (им не столько управляют боги, сколько он сам выбирает принятие своей изначальной природы, по собственной воле и по велению рационального начала, и после этого уравновешиваются эмоции, появляются мудрость и гармония).

О смерти

Марк Аврелий был убежден, что именно наше восприятие определяет оценочность в отношении любого внешнего явления по принципу пользы или вреда: если человеку дискомфортно, он расценивает явление как негативное, если получает выгоду - считает его позитивным. Так же происходит и с пониманием смерти: считая ее «плохой», человек обедняет само понятие природы - ведь одним из ее законов как раз и является конечность живого. У кого-то это вызывает неприятие и страх, кто-то склонен считать это наказанием, а есть редкие личности, кто спокойно воспринимает даже и собственную грядущую смерть. Все проходит - и условными оказываются и слава, и успех, и лоск, и богатства, и тогда бессмысленно кичиться всем этим, ибо оно преходяще. Настоящее - единственное, что может исчезнуть, кроме этого, у человека нет ничего. Все остальное не является предметом обладания, а значит, и потерять это невозможно. И это действительно так: с ходом времен и истории мы постоянно убеждаемся, что Александра Македонского и простого конюха запросто уравнивает смерть. И если сделать вывод чуть более глубокий, хотя у Аврелия этого и не было, но можно заключить, что смысл смерти состоит в возможности отделить действительно важное от временного, наносного, иллюзорного.

Этические вопросы

Что же может вывести человека на истинный, достойный путь? Как считает Марк Аврелий, ничто, кроме раздумий. Именно этот род мыслительных занятий позволяет сохранять внутреннюю целостность, находить опору от страстей, готовить себя к светлому и радостному принятию смерти, «как простого разложения тех элементов, из которых слагается каждое живое существо». Исходя из мировосприятия Аврелия, Целое состоит из частей - нас, и рождаясь, мы дробим его на миллиарды частей, с тем, чтобы после смерти вновь воссоединиться и раствориться в Сущем. И в этом закон жизни, который, пользуясь современным языком, можно обозначить как фрагментацию и интеграцию, сменяющие друг друга последовательно в рамках отдельной человеческой жизни и в общей макроисторической перспективе.

Чтобы ответить на жизненно важные вопросы, важно погрузиться в себя. Однако «нигде человек не уединяется так спокойно и безмятежно, как в своей собственной душе... Вот этому уединению ты и предавайся постоянно, таким образом обновляя себя». Каким же образом уединение дает возможность обновления? Путем глубоких и искренних размышлений о себе и о жизни, познания природы как нейтрального закона, лишенного оценочных акцентов. Наделяют ее определенным модусом только люди, и если убрать негативное восприятие («жалобу»), то устранится и вред от явления. Получается, главное - самоанализ, не внешняя активность человека, но качество его внутренней работы.

Важным качеством Марк Аврелий считал способность принимать все выпадающие на долю тяготы без лишнего ропота - абсолютно в духе культуры стоиков - как неотвратимое, «назначенное», но непременно несущее потенциал для роста. Именно жалобы на жизнь и недовольство, по Аврелию, нарушают эту гармонию назначений судьбы.

«Кто-нибудь поступает плохо по отношению ко мне? Ну что ж, это его дело. У него свое душевное настроение и свой образ действий. Я же таков, каким желает, чтобы я был, общая природа, и поступаю так, как желает, чтобы я поступал, моя собственная природа». Высшим идеалом мудрого человека Аврелий считал того, кто, видя неправильное, указывает на это другому и поучает, однако без гнева или раздражения, без ожидания действительных перемен. Здесь сказывается установка автора на то, чтобы не ожидать от мира благодарности - а только делать то, чего требует душа и «внутренний индикатор истины».

В любом случае, книгу рекомендуется читать, если существует потребность углубления, поиска экзистенциальных смыслов, если есть тревоги и беспокойства относительно разных вещей. Неспешный ритм книги, повторы, четкая структурированность - все это помогает обрести почву под ногами. Или просто поразмышлять под уютным пледом за чашкой горячего чая о сущности мира и природы.