Михаил Зуев-Ордынец
Сказание о граде Ново-Китеже
Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете; редко, но бывают.
Его перу принадлежат многие приключенческие и исторические книги: «Гул пустыни» – о Средней Азии; «Последний год» – о русских колониях в Северной Америке; «Хлопушин поиск» – о пугачевщине на Урале, и другие.
Призвание писателя-приключенца Зуев-Ордынец видел в том, чтобы открывать интересное, уметь искать необычное в обыкновенном. Где-то среди обыденных дел, примелькавшихся событий, привычных фактов невидимая для равнодушного взгляда вьется чудесная тропа приключений.
Многие годы шагал писатель этой тропой. Он странствовал по нашей Родине. Шел сибирской тайгой, каракумскими песками, белорусскими болотами, казахскими степями и ямальской тундрой. Карабкался по горным тропам Урала, Кавказа и Ала-Тау. Избороздил четыре моря, плавал по Иртышу, Чусовой, Волге и Амударье. Шел пешком, ехал на лошади, на верблюде, мчался на оленях и на собаках. Летал на самолете, плавал на пароходе, на каспийском туркменском паруснике, на сибирском ботике и на амударьинском каюке.
«Писать о красочном разнообразии нашей Родины, о безбрежном море ее кипучей жизни, о ее людях, разных в своем труде, действиях, стремлениях, обычаях и в то же время удивительно схожих в богатствеих душ, – так я понимаю творчество приключенческого писателя», – говорит Зуев-Ордынец в предисловии к одной из своих книг.
Много творческих замыслов вынашивал писатель. Но преждевременная смерть прервала его жизнь и работу.
Регине Валерьевне Зуевой-Ордынец с глубокой благодарностью за помощь, за творческий союз посвящает Автор.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ФРОНТОВЫЕ ТОВАРИЩИ
ТУШИНСКИЙ АЭРОДРОМ
А. Твардовский. «Василий Теркин»Казалось, вся Москва устремилась в Тушино. Отчаянно звенели переполненные трамваи, сигналили на разные голоса троллейбусы, гудели пригородные поезда. В одну сторону, без встречного движения, неслись сплошным потоком автомашины: и дряхлые ветераны московских улиц, потрепанные «фордики», «линкольны», «бенцы», и отечественные «эмки», «газики», и фронтовые «виллисы», и только что появившиеся на свет, с еще не снятыми ограничителями «Москвичи» и «Победы». Между автомобилями тарахтели мотоциклеты, по обочине бесшумно неслись велосипеды, а по тротуарам шли толпы пешеходов. И вся эта лавина катилась к Тушинскому аэродрому.
Против села Щукино, где Волоколамское шоссе поднималось на крутой взлобок, остановилось, обессилев, такси – ветхая, даже лохматая какая-то от старости «эмка», с простреленным, в лучеобразных трещинах ветровым стеклом. Побывала, видимо, на фронте и вернулась, хоть и калекой, в ряды московских трудяг-такси. Сидевший рядом с водителем генерал-майор удивленно спросил:
– Что случилось? Капризничает «старуха»?
– Вот то-то что «старуха»! – со сдержанной яростью ответил водитель. – На пенсию ей пора. Мешок металлолома, а не машина!
Он вылез из кабины и нырнул под капот, Генерал тоже вышел на асфальт и, повернувшись спиной к шоссе, начал любовно глядеть на Москву, отсюда, с пригорка, видную хорошо и далеко. Залитая утренним августовским солнцем, она словно улыбалась, радостно. А ведь совсем еще недавно, какие-нибудь года два назад, на ее улицах, пропахших тоскливой гарью пожарищ, грохотали залпы зениток, стоявших в городских скверах, а в небе подвывали бомбардировщики с черными крестами на крыльях.
– Готово, товарищ генерал, уговорил нашу «старуху». Поехали! – крикнул водитель, захлопывая капот.
Генерал шагнул к машине и остановился. Спокойное, крепкой кости лицо его дрогнуло. Глубокое волнение, удивление и радость отразились на нем.
Лавина мчавшихся по шоссе машин, поднимаясь на взлобок, сбавляла ход. Мимо «эмки» в двух шагах медленно проехал «виллис», густо измазанный мазутом по брезентовому борту. На заднем сиденье «виллиса» был только один человек, сухой, мускулистый, подобранный, в морском кителе и мичманке с тупым нахимовским козырьком, как-то особенно лихо сдвинутой на бровь. Он равнодушно скользнул по генералу взглядом цыганистых, с синеватыми белками глаз, а генерал бросился за «виллисом», закричав пересохшим от волнения голосом:
– Птуха!.. Федор Тарасович!.. Мичман!..
Но «виллис» уже заслонили проезжавшие машины.
Генерал кинулся к такси и крикнул водителю:
– Видел «виллис», измазанный мазутом? Гони за ним! Догонишь – что хочешь с меня спрашивай!
– Сегодня без обгона, товарищ генерал, – сказал опасливо водитель. – Верная неприятность от ГАИ!
– Давай, давай! Не отставай хотя бы. Ко входу на аэродром вместе подскочим, и то хорошо. Я его тогда при входе перехвачу!
Дряхлая «эмка» по-молодому рванулась вперед, азартно дребезжа и мотором и кузовом.
– Кого перехватите? Украл он у вас что-нибудь?
– Почему – украл? Да боже ж ты мой, я Птуху ищу! Мичмана Птуху, понимаешь?
Водитель ничего не понял. А генерал подумал, волнуясь:
«Это был Птуха! Я же ясно видел. Мичманок ты мой дорогой! Гроза морей! И глаза цыганские, и мичманка нахимовская. Да чего там – все его!»
– Куда? Вход и слева и справа! – нетерпеливо спросил водитель.
– Эх, мать честная! Давай вправо! – отчаянно воскликнул генерал.
Мелькнули клумбы, цветники, газоны, и открылась взору ширь аэродрома. Над вышкой Центрального аэроклуба призывно развевались сине-желтые авиационные флаги.
Сунув водителю крупную бумажку, генерал бегом припустился к входным турникетам. Но здесь была пробка. Только через полчаса нажимавшие сзади вытолкнули генерала на аэродром. Он подошел к канату, за которым уже сидели на траве зрители. Перед ним было море голов. Разве найдешь здесь Птуху?
«Надо Косаговскому написать. Птуха, мол, отыскался, вышел из Ново-Китежа. – Генерал взволнованно вздохнул. – Нет, подожду писать. Он, конечно, спросит про Анфису. А что я ему отвечу? Надо прежде мичмана отыскать и узнать у него все досконально. Зачем раньше времени трепать Виктору Дмитриевичу нервы!»
Китеж - мифический чудесный город, который, согласно русским легендам, спасся от войск Батыя в XIII веке благодаря тому, что опустился на дно озера Светлояр. Старообрядцы описывали Китеж как убежище последователей старой веры. А мистики XIX века представляли Китеж: как город праведников, духовный центр Руси, чудесным образом перенесенный в иное измерение…
Легенда о граде Китеже - одна из самых чудесных историй русского фольклора. Некогда на живописных берегах Светлояра стоял город Большой Китеж, построенный князем Юрием Всеволодовичем. Напали на Русь монголо-татарские орды, Батыево войско подошло к Волге, в жестокой схватке оттеснило русскую рать и разорило город Малый Китеж (Городец). Князь Юрий укрылся в заволжских лесах, в светлоярском Большом Китеже. Батый у одного из пленников выпытал дорогу, лесными проходами вышел к Светлояру и осадил Китеж. Доблестно сражались его защитники, князь Юрий погиб, обороняя город. Помощи ждать было неоткуда. И тогда жители города вошли в церковь и стали молиться об избавлении от неминуемой смерти. Бог услышал молитву. И на глазах изумленного вражеского войска город вместе со всеми жителями опустился в воды озера Светлояр. Иногда, по церковным праздникам, из-под воды раздается колокольный звон, а некоторым посчастливилось увидеть над водами Светлояра и сам город…
В XVIII–XIX веках легенда о Китеже несколько видоизменилась. Теперь о нем говорили как о городе праведников, месте, где царит справедливость и благочестие. Некоторые, наслушавшись рассказов о Китеже, давали обет найти этот город и пускались в путь. Потом от них приходили письма. Странники писали, что они достигли Китежа и просили близких не беспокоиться об их дальнейшей судьбе… Не обошли вниманием Китеж и старообрядцы. По их представлениям, Китеж - последнее прибежище последователей истинной веры. Он упоминался в одном ряду со знаменитым царством пресвитера Иоанна, Беловодьем и земным раем… На протяжении всего XIX и начала XX века на озеро Светлояр 23 июня, под «Владимирскую», то есть в церковный престольный праздник в селе Владимирском, совпадающий с языческим днем Ивана Купалы, стекались сначала преимущественно старообрядцы, взыскующие «истинной веры», а затем и другие верующие для исцеления и приобщения к «чудесам». На берегах озера устраивались моления и религиозные диспуты о вере, затем крестные ходы и ярмарка. Стояла на одном из холмов часовня. На его склонах в норах-землянках в свое время «спасались», а в период активной борьбы с расколом укрывались беглые старообрядцы. Они были первыми, кто записал легенду о граде Китеже. Так появилась «Книга, глаголемая летописец», или «Китежский летописец» - старообрядческое рукописное произведение, очень ценимое и пропагандируемое ревнителями «старой веры». «Книгу» читали вслух собравшимся «на горах» паломникам, ее переписывали для тех, кто хотел увезти с собой память о паломничестве к легендарному Светлояру.
Историки уже давно перестали относиться к легендам как к проявлениям народной фантазии. Слишком многие из них оказались свидетельствами реально произошедших событий. После того как Шлиман, опираясь на тексты Гомера, нашел Трою, интерес к расследованию преданий и мифов неуклонно возрастает. Вероятно, поэтому российские ученые и многочисленные энтузиасты до сих пор не оставляют попыток найти знаменитый Китеж.
Исследования загадочного озера проходили с большими перерывами. Интерес к Светлояру особенно усилился в конце XIX - начале XX века, после выхода в 1875 году книги Мельникова-Печерского «В лесах». Знаменитый писатель-беллетрист и этнограф описал Светлояр и включил в книгу пересказ «Летописца». Мельников-Печерский возвел почитание озера к временам языческого купальского культа. Легендой о Китеже живо интересовались Короленко (очерк «На Светлояре» из цикла «В пустынных местах», 1890 г.), М. Пришвин («У стен града Невидимого», 1908 г.), Н. А. Римский-Корсаков («Сказание о невидимом граде Китеже…»). В 1924–1926 годах на Светлояре побывал историк древнерусской литературы В. Л. Комарович, в 1936 году опубликовавший первый специальный труд «Китежская легенда». В 1931 году там работала специальная атеистическая экспедиция, а в 1959-м исследованием Светлоярского культа занимались сотрудники Института этнографии АН СССР Н. Н. Белецкая и В. Н. Басилов. В конце 60-х годов прошлого века состоялась еще одна экспедиция на Светлояр, организованная «Комсомольской правдой».
Поиски Китежа изначально велись в нескольких направлениях. Одна группа ученых взяла на вооружение старинные летописи, чтобы, сопоставив исторические факты, отыскать указания на возможное местонахождение Китежа. Другая, более многочисленная, опиралась на свидетельства тех, кто видел встающий из озера город и даже встречался с его жителями. Наконец, третья группа занималась исключительно теоретическими изысканиями, поскольку ее участники полагали, что Китеж бесполезно искать в нашей реальности - ведь он был перемещен в иное измерение…
Найти затонувший город казалось поначалу просто - ведь Светлояр никуда не исчез, так что историки надеялись обнаружить свидетельства существования Китежа и на берегах, и на дне озера. Однако обследование светлоярских холмов и ближайших окрестностей археологом Т. И. Макаровой и историком А. С. Орловым оказалось безрезультатным. Не было обнаружено никаких следов поселений (кроме нор-землянок старообрядцев).
Обследовать озеро оказалось значительно труднее - ведь его глубина в некоторых местах достигает тридцати метров! Однако кое-что удалось выяснить еще до погружения под воду. Геолог В. И. Никишин, рассмотрев несколько гипотез о происхождении Светлояра, пришел к выводу, что озеро возникло в результате опускания земной поверхности в узле пересечения глубинных разломов земной коры. Как могло произойти опускание? Аквалангисты А. Гогешвили, В. Демичев, Ф. Берман, Г. Назаров и гидролог Д. Козловский установили, что береговой склон озера уходит под воду тремя уступами. Это свидетельствует о том, что процесс опускания был постепенным. Два последних опускания могли произойти на памяти людей, в том числе и в XIII веке.
Дальнейшие поиски подтвердили догадку ученых. На верхней подводной террасе аквалангисты обнаружили торчащие из ила стволы деревьев. Поднять их на поверхность не удалось, но аквалангисты сумели сделать спил с одного дерева и проверить его радиоуглеродным методом. Анализ показал, что дереву больше 400 лет. Однако дальнейшие исследования ни к чему не привели: подводные террасы оказались покрыты толстым слоем ила. Лишь через год на дне Светлояра были обнаружены отдельные предметы обихода, которые можно отнести к периоду XIII века. Однако были найдены только небольшие вещи, сделанные из дерева и металла. Ни стен, ни остатков знаменитых храмов аквалангисты не нашли.
Тем временем историки, исследуя летописные своды, назвали еще одно предполагаемое место расположения Китежа - Городец. Этот поволжский город обязан своим возникновением основателю Москвы Юрию Долгорукому. С момента основания он назывался Малым Китежем. А значит, Большой Китеж мог располагаться где-то неподалеку. Действительно, такие случаи бывали - взять хотя бы Новый и Старый Оскол в Белгородской области. Но существуют и обратные примеры. Скажем, Новый Амстердам (который мы знаем как Нью-Йорк) находится за тысячи километров от своего тезки… Кроме того, не стоит забывать о еще одной давней традиции - называть вновь основанные поселения в честь выдающихся духовных центров. Сколько раз на Земле пытались воссоздать Иерусалим, Рим, Париж! Их «двойники», как правило, были небольшими. Так, может быть, Большой Китеж находился совершенно в другом месте? А Малый появился как дань уважения духовному центру Руси?
Однако и это предположение трудно назвать полноценной гипотезой. Ведь, согласно легенде, войска князя отступили в Большой Китеж после взятия Китежа Малого. Едва ли отступление остатков войск было длительным - многие воины были ранены, нуждались в уходе. Кроме того, без защиты крепостных стен небольшому войску невозможно было продержаться против огромного войска Батыя. А значит, их пристанищем должна была стать ближайшая крепость. Но археологам так и не удалось обнаружить вблизи Городца никаких следов легендарного города.
Тогда появилась гипотеза о том, что город, постепенно погружаясь в воду, уходил в другой пласт реальности. Этот переход был следствием коллективной молитвы осажденных и Божьего чуда. Но тогда найти его просто невозможно… Ведь, по преданию, только немногие люди с чистым сердцем могут увидеть древние храмы и пообщаться с обитателями Китежа.
Фольклорная экспедиция, собиравшая легенды о Китеже, записала более 300 рассказов о связях между нашим миром и Китежем. Поблизости Светлояра не раз случались необыкновенные встречи. Старожилы рассказывали, что в обычный сельский магазин заходил старец с длинной седой бородой в старинной славянской одежде. Он просил продать хлеба, а расплачивался старинными русскими монетами времен татаро-монгольского ига. Причем монеты выглядели как новые. Нередко старец задавал вопрос: «Как сейчас на Руси? Не пора ли восстать Китежу?» Однако местные жители отвечали, что пока еще рано…
Некоторым удавалось побывать и в самом городе. Чаще всего это - не подвижники, которые дали обет увидеть Китеж, а самые обычные люди - заблудившийся пастух, мужик, который повез продавать хлеб. Паломники иногда попадали на ночлег в чудесную избушку. Хозяева поили их чаем, стелили постель. А когда наступало утро, оказывалось, что они спят на траве неподалеку от озера. У большинства таких рассказов есть общая идея: мирским людям в Китеже не место. После короткого общения их либо отправляют обратно жители града, либо сами рассказчики вспоминают о родных и близких, оставшихся дома, и город на глазах исчезает. Участники экспедиции записали только пять рассказов о тех, кто ушел в Китеж навсегда…
Есть и еще одна версия, объясняющая непостижимое чудо Китежа. Она основана на том, что само слово «Китеж» на языке мари означает «скиталец», «странник». Если посмотреть на сказание о Китеже с точки зрения его названия, картина полностью изменится. Город-странник, который является лишь избранным, странным образом напоминает мифическую страну Шамбалу - перевал Будды. Это - не место в обычном понимании этого слова. Это - символ духовного пути, служения и самосовершенствования. А значит, Китеж - не на дне Светлояра, он - в сердце каждого, кто хочет его увидеть, услышать звон его колоколов и прикоснуться к чистому роднику истинной духовности…
Стр. 1 из 85
Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете; редко, но бывают.
Его перу принадлежат многие приключенческие и исторические книги: «Гул пустыни» – о Средней Азии; «Последний год» – о русских колониях в Северной Америке; «Хлопушин поиск» – о пугачевщине на Урале, и другие.
Призвание писателя-приключенца Зуев-Ордынец видел в том, чтобы открывать интересное, уметь искать необычное в обыкновенном. Где-то среди обыденных дел, примелькавшихся событий, привычных фактов невидимая для равнодушного взгляда вьется чудесная тропа приключений.
Многие годы шагал писатель этой тропой. Он странствовал по нашей Родине. Шел сибирской тайгой, каракумскими песками, белорусскими болотами, казахскими степями и ямальской тундрой. Карабкался по горным тропам Урала, Кавказа и Ала-Тау. Избороздил четыре моря, плавал по Иртышу, Чусовой, Волге и Амударье. Шел пешком, ехал на лошади, на верблюде, мчался на оленях и на собаках. Летал на самолете, плавал на пароходе, на каспийском туркменском паруснике, на сибирском ботике и на амударьинском каюке.
«Писать о красочном разнообразии нашей Родины, о безбрежном море ее кипучей жизни, о ее людях, разных в своем труде, действиях, стремлениях, обычаях и в то же время удивительно схожих в богатствеих душ, – так я понимаю творчество приключенческого писателя», – говорит Зуев-Ордынец в предисловии к одной из своих книг.
Много творческих замыслов вынашивал писатель. Но преждевременная смерть прервала его жизнь и работу.
Регине Валерьевне Зуевой-Ордынец с глубокой благодарностью за помощь, за творческий союз посвящает Автор.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ФРОНТОВЫЕ ТОВАРИЩИ
Глава 1
ТУШИНСКИЙ АЭРОДРОМ
Это присказка покуда,
Сказка будет впереди.
1
Казалось, вся Москва устремилась в Тушино. Отчаянно звенели переполненные трамваи, сигналили на разные голоса троллейбусы, гудели пригородные поезда. В одну сторону, без встречного движения, неслись сплошным потоком автомашины: и дряхлые ветераны московских улиц, потрепанные «фордики», «линкольны», «бенцы», и отечественные «эмки», «газики», и фронтовые «виллисы», и только что появившиеся на свет, с еще не снятыми ограничителями «Москвичи» и «Победы». Между автомобилями тарахтели мотоциклеты, по обочине бесшумно неслись велосипеды, а по тротуарам шли толпы пешеходов. И вся эта лавина катилась к Тушинскому аэродрому.
Против села Щукино, где Волоколамское шоссе поднималось на крутой взлобок, остановилось, обессилев, такси – ветхая, даже лохматая какая-то от старости «эмка», с простреленным, в лучеобразных трещинах ветровым стеклом. Побывала, видимо, на фронте и вернулась, хоть и калекой, в ряды московских трудяг-такси. Сидевший рядом с водителем генерал-майор удивленно спросил:
– Что случилось? Капризничает «старуха»?
– Вот то-то что «старуха»! – со сдержанной яростью ответил водитель. – На пенсию ей пора. Мешок металлолома, а не машина!
Он вылез из кабины и нырнул под капот, Генерал тоже вышел на асфальт и, повернувшись спиной к шоссе, начал любовно глядеть на Москву, отсюда, с пригорка, видную хорошо и далеко. Залитая утренним августовским солнцем, она словно улыбалась, радостно. А ведь совсем еще недавно, какие-нибудь года два назад, на ее улицах, пропахших тоскливой гарью пожарищ, грохотали залпы зениток, стоявших в городских скверах, а в небе подвывали бомбардировщики с черными крестами на крыльях.
– Готово, товарищ генерал, уговорил нашу «старуху». Поехали! – крикнул водитель, захлопывая капот.
Генерал шагнул к машине и остановился. Спокойное, крепкой кости лицо его дрогнуло. Глубокое волнение, удивление и радость отразились на нем.
Лавина мчавшихся по шоссе машин, поднимаясь на взлобок, сбавляла ход. Мимо «эмки» в двух шагах медленно проехал «виллис», густо измазанный мазутом по брезентовому борту. На заднем сиденье «виллиса» был только один человек, сухой, мускулистый, подобранный, в морском кителе и мичманке с тупым нахимовским козырьком, как-то особенно лихо сдвинутой на бровь. Он равнодушно скользнул по генералу взглядом цыганистых, с синеватыми белками глаз, а генерал бросился за «виллисом», закричав пересохшим от волнения голосом:
– Птуха!.. Федор Тарасович!.. Мичман!..
Но «виллис» уже заслонили проезжавшие машины.
Генерал кинулся к такси и крикнул водителю:
– Видел «виллис», измазанный мазутом? Гони за ним! Догонишь – что хочешь с меня спрашивай!
– Сегодня без обгона, товарищ генерал, – сказал опасливо водитель. – Верная неприятность от ГАИ!
– Давай, давай! Не отставай хотя бы. Ко входу на аэродром вместе подскочим, и то хорошо. Я его тогда при входе перехвачу!
Дряхлая «эмка» по-молодому рванулась вперед, азартно дребезжа и мотором и кузовом.
– Кого перехватите? Украл он у вас что-нибудь?
– Почему – украл? Да боже ж ты мой, я Птуху ищу! Мичмана Птуху, понимаешь?
Водитель ничего не понял. А генерал подумал, волнуясь:
«Это был Птуха! Я же ясно видел. Мичманок ты мой дорогой! Гроза морей! И глаза цыганские, и мичманка нахимовская. Да чего там – все его!»
– Куда? Вход и слева и справа! – нетерпеливо спросил водитель.
– Эх, мать честная! Давай вправо! – отчаянно воскликнул генерал.
Мелькнули клумбы, цветники, газоны, и открылась взору ширь аэродрома. Над вышкой Центрального аэроклуба призывно развевались сине-желтые авиационные флаги.
Сунув водителю крупную бумажку, генерал бегом припустился к входным турникетам. Но здесь была пробка. Только через полчаса нажимавшие сзади вытолкнули генерала на аэродром. Он подошел к канату, за которым уже сидели на траве зрители. Перед ним было море голов. Разве найдешь здесь Птуху?
«Надо Косаговскому написать. Птуха, мол, отыскался, вышел из Ново-Китежа. – Генерал взволнованно вздохнул. – Нет, подожду писать. Он, конечно, спросит про Анфису. А что я ему отвечу? Надо прежде мичмана отыскать и узнать у него все досконально. Зачем раньше времени трепать Виктору Дмитриевичу нервы!»
2
Небо загудело, запульсировало, заревело от ударов мощных пропеллеров. Гул, как пальцами, давил на барабанные перепонки. С железобетонной взлетной дорожки. поднимались многомоторные бомбардировщики. Взлетев после стремительного разбега, они пошли над аэродромом плотными колоннами. Это был великолепный и грозный воздушный марш.
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Александр Музафаров
Таинственный Китеж-Град
© Музафаров А. А., 2015
© ООО «Издательство «Вече», 2015
* * *
Легенды и история. Вместо предисловия
Одной из самых известных легенд русской истории является рассказ о таинственном граде Китеже. Будто бы был он основан в глухих заволжских лесах князем Владимирским Георгием1
В Древней Руси имена Юрий и Георгий еще не стали полностью различными. Юрий воспринимался как русифицированная форма греческого имени Георгий, иногда летописцы употребляли промежуточную форму этого имени – Гюргий. В историографии великого князя Владимирского называют как Юрием Всеволодовичем, так и Георгием Всеволодовичем. На страницах этой книги будет употребляться форма Георгий.
Всеволодовичем, был большим, с тремя, а кто говорит и с семью белокаменными церквями, с богатым и благочестивым населением. В роковом для русской истории 1238 году подошло под его стены войско Батыево. Погиб в битве и храбрый князь Георгий, и воины его, и взошли было татары на городские стены, как по молитве жителей сам Господь укрыл город и от захватчиков и от нашего грешного мира, а на его месте возникло озеро с чистой, прозрачной водой. И будто бы даже сейчас благочестивый путник может услышать на берегу озера, как звонят там, в глубине колокола града Китежа, что по-прежнему пребывает в инобытие…
В начале ХХ века Николай Андреевич Римский-Корсаков сочиняет знаменитую оперу «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», после чего местная легенда занимает место не только в русской национальной, но и в мировой культуре.
Образ града Китежа используют писатели и публицисты, философы и мыслители. В нем видят и красоту русской души, и сокровенные чаяния народа, и представления об идеальном, и… и чего только еще не видят. Китеж стал символом, причем символом многозначным. Можно сказать, что каждый ищет свой град Китеж, и поэтому многозначный символ снова обретает однозначность как символ чего-то глубокого, сокровенного и светлого.
Но что стоит за легендой? Существовал ли на самом деле град Китеж и какая судьба постигла его на самом деле? В поисках ответа на этот вопрос любознательный человек обратится к историкам и краеведам, и тем есть что ответить. Однако, прежде чем предоставить слово профессионалам, попробуем рассмотреть другой, не менее значимый вопрос – о роли исторической легенды в нашем понимании истории.
Вопреки распространенному мнению, история – точная наука, что с готовностью подтвердит вам любой добросовестный историк. В основе исторического знания – набор несомненных фактов, установленных на основании анализа многочисленных исторических источников – письменных документов, сохранившихся до нашего времени артефактов и памятников, материалах археологических раскопок и т. д. Работа историка и состоит в сборе исторического материала и процеживании его через жесткое сито исторической критики, позволяющей выделить крупицы реальных событий – исторических фактов, этих первичных кирпичиков исторического знания.
Факт – такая же научная величина, как и результат химического опыта или физического эксперимента. Но, в отличие от физика или химика, историк лишен возможности не только повторить опыт, но даже наблюдать его. Он восстанавливает факты по чужому лабораторному журналу, к тому же журналу неполному, в котором выдраны многие страницы, а некоторые хоть и уцелели, но подпалены огнем и залиты кровью. К тому же этот журнал вел не коллега-историк, пусть и живший давным-давно. Нет, его вел дипломат, пишущий доклад своему государю, воевода, склонный в донесении приуменьшить свои потери, и преувеличить число павших врагов, чиновник, подсчитывающий налоги, и т. д. Каждый из этих людей писал в меру своего знания («бежал противник неведомо куда») и своих интересов («Никак не мочно было удержать то место, государь, понеже воды там для лошадей нет»). А ведь еще сочинения полемические, идеологические, нравоучительные и т. д., где факты и вовсе отходят на второй, если не на третий план. Зачем же их принимать во внимание? Оттого, что других, более достоверных, нет. О грандиозной войне между древними ахейскими и малоазиатскими племенами мы знаем из поэмы слепого сказителя, жившего спустя полтысячи лет после нее.
Но есть и еще одна проблема. Историк – тоже человек, и ничто человеческое для него чуждым не является. Химик, записывая в лабораторный журнал реакцию растворения железа в кислоте, не испытывает ни симпатии к металлу, ни ненависти к едкой жидкости. Он имеет дело с неживой природой. Но человек не может быть равнодушным к живой природе, а особенно к деяниям себе подобных. Одни деятели прошлого вызывают симпатию, другие – антипатию, и ничего поделать с этим нельзя, таково свойство человеческой натуры. Разве совсем равнодушный к деяниям и деятелям людей прошлого исследователь может быть нейтральным или, говоря современным языком, объективным. Но как можно изучать предмет и оставаться к нему равнодушным?
Поэтому будет нелепым требовать от историка пресловутой «объективности», это невозможно в принципе, а если и возможно, то ценой весьма некачественной работы.
Объективности требовать нельзя, но можно и должно требовать добросовестности. Этим и отличается труд профессионального историка от труда любителя или дилетанта. Симпатии к историческому персонажу не помешают добросовестному исследователю опубликовать и те факты, которые будут неприглядными для его героя. Главное для добросовестного историка не защита своей точки зрения на события и процессы, а сбор и анализ фактов. А то, что кто-то на основании этих же фактов может прийти к противоположным взглядам на минувшее, – только в плюс.
Осознание этой двойственной – рациональной и одновременно эмоциональной – составляющей исторического знания поможет нам понять, как возникают исторические легенды. В отличие от устного предания, которое представляет собой передачу устной памяти по наследству, легенда – это результат сознательного творчества. Ее сочиняют, беря за основу некоторое количество исторических фактов, но подчиняя их эмоционально окрашенной идее. В отличие от сказки, действие в легенде происходит в реальном мире. Ее герои претендуют на реальность и место в истории, но предстают в рассказе такими, какими хочется их видеть автору. Так появляется бесстрашный вельможа рязанский Евпатий Коловрат и громит несметные полки Батыевы, горит под огненосными птицами княгини Ольги град Коростень, так уходит под воду град Китеж.
Таким образом, легенда больше говорит о своих создателях, чем о событиях, о которых пытается поведать. Поэтому обычно легенды изучаются как источники по времени своего создания, как памятники литературы, где мысли и мотивы автора важнее описанных в сюжете событий.
Обычно… Но в случае, когда у нас весьма мало информации об эпохе, нельзя пренебрегать даже такими источниками, как легенда.
А о домонгольской истории Руси мы знаем очень мало. Как, возразит читатель, неужели мало? А летописи? Былины? Сотни лет работы историков и археологов – неужели все это не позволяет нам проникнуть сквозь толщу времени?
Все это, конечно, верно. История научного изучения Древней Руси начинается в XVIII веке, первые археологические раскопки – в первой трети XIX столетия, и с тех пор ученые узнали очень многое. Но есть проблема, перед которой бессильны лучшие умы, – скудость источников.
Автор интересной книги о жизни средневекового Парижа французский историк Симона Ру сетует на малое количество городских документов, сохранившихся с XIII века. Но упоминает, что в распоряжении исследователей находятся такие важные источники информации, как налоговые реестры, реестры недвижимости, всего несколько десятков письменных источников, и есть надежда на обнаружение новых.
У русских историков эти слова могут вызвать лишь чувство зависти – доступный им письменный материал значительно меньше. Согласно подсчетам д.и.н. Владимира Андреевича Кучкина, от XII века до нас дошло 8 (восемь!) частных актов, а от XIII века – целых 15. Итого 23 документа за два столетия истории всей Русской земли.
В XIII веке Владимир на Клязьме – стольный град главного героя китежской легенды князя Юрия Всеволодовича – не уступал размерами Парижу. Периметр стен русского города составлял 7 верст, а французского – 5 километров 300 метров. Видимо, не меньшим было и население. Но если историк Парижа располагает десятками государственных и частных документов, то историк Владимира не имеет ни одного! Мы знаем, что в городе жили десятки тысяч людей, но как была организована городская жизнь, как жили люди, кто решал сложные вопросы функционирования городского хозяйства, в каких отношениях они были со своим князем – об этом можно только догадываться.
Конечно, есть сводные источники – летописи. Но самая древняя дошедшая до нас летопись – Лаврентьевская – была написана в 1377 году. А значит, о более ранних событиях мы знаем только в пересказе авторов, живших порой через столетия от них.
В нашей древней истории догадки и реконструкции занимают весьма большее место, заменяя достоверные сведения. Поэтому и не могут историки позволить себе пренебречь любым источником информации, даже таким заведомо недостоверным, как легенда.
Китежская легенда не только историческая, но и географическая, местная. Названия населенных пунктов, рек, озер упоминаются не как фон, а как непосредственная часть повествования. Град Китеж исчезает только в водах озера Светлояр, и только в них. Озеро – не отвлеченный, почти метафизический символ всепокрывающих вод (хотя и символ тоже), но и реальный водоем, присутствие которого в рассказе усиливает его достоверность. Кто же в лесном Заволжье не знал озера Светлояр?
Местные легенды обычно считаются частью устной традиции исторической памяти, но это далеко не всегда так. Порой сюжеты литературных произведений проникают в массовое сознание и становятся частью местных исторических преданий.
Например, коломенские краеведы отмечают, что среди населения города получили распространение рассказы об удальце Торопке, застрелившем монгольского хана Кулькана, о сорока прекраснейших коломенских девушках, заживо сожженных на погребальном костре этого злосчастного сына Чингисхана. Между тем источником этих «преданий» является не устная память предков, а роман писателя Василия Яна «Батый».
Фольклористы комплексной экспедиции Академии наук СССР, которая в 60-е годы ХХ века занималась поиском вероятного места Ледового побоища, отмечали, что наряду с прадедовскими рассказами, важным источником местных преданий о событиях XIII века, стал фильм «Александр Невский», вышедший на экраны в 1938 году.
Человек не может оставаться равнодушным к месту своего обитания, он описывает окружающую его местность, черпая сведения о ее истории отовсюду, где только можно. Географические названия наполняются смыслом и историей, пусть и выдуманной – так возникает явление, которое специалисты называют «народной этимологией».
Но случается, что местная легенда действительно хранит память о событиях далекого прошлого. И довольно часто именно анализ этой исторической информации позволял ученым совершать значительные открытия.
Сохранились ли в Китежской легенде какие-нибудь уникальные сведения о событиях XIII века, или она возникла много позднее и повествует о других событиях? Существовал ли когда-нибудь град Китеж? И если «да», то где он находился? Как связана его история с судьбой великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича?
Чтобы разобраться и найти ответы на эти вопросы, нам придется совершить путешествие в трех измерениях – в пространстве, во времени и по страницам статей и монографий.
Не будем откладывать, в дорогу, читатель!
Фонду изучения исторической перспективы за помощь и поддержку при написании этой книги
Глава первая. Легенда и историки
Чтобы путешествие в интересное и примечательное место стало действительно интересным, а все достопримечательности замечены и осмотрены, разумный человек постарается заранее к нему подготовиться. Не ограничиваясь банальным путеводителем, он прочитает рассказы тех, кто побывал тут ранее, написанные специалистами или краеведами книги, рассмотрит фотографии, карты и схемы. С такой подготовкой можно увидеть куда больше и куда лучше все запомнить. Конечно, можно примчаться к древнему храму или развалинам крепостной стены, не зная ничего об их истории, удивиться и восхититься красотой, а потом кусать локти, потому что множество «слонов» осталось незамеченным и неувиденным.
Уподобимся путешественнику благоразумному, и потому, прежде чем отправиться по китежским местам, обратимся к работам историков и краеведов.
Впервые легенда была опубликована в 1843 году в двенадцатом (декабрьском) номере «учебно-литературного журнала» «Москвитянин», главным редактором и издателем которого был известный русский историк Михаил Погодин. Автором небольшой статьи «Китеж на Светлояром озере» был житель уездного города Семенова Степан Прохорович Меледин, который представил легенду как запись преданий, существующих у местных жителей.
В действительности главным источником информации была старинная старообрядческая рукопись «Книга, глаголаемая Летописец», один из списков которой попал в собрание семеновского обывателя. Книга считалась тайной, да и власть косо посматривала на старообрядческое творчество. Настолько косо, что даже публикация в «Москвитянине» вызвала донос одного из борцов со староверами. Власти дали делу ход, и суд по рассмотрении дела постановил: «…мещанина Меледина, в сочинении которого важности, кроме голословности, ничего не заключается», как невиновного; «от суда и следствия “учинить” свободным».
Поэтому полный текст «Книги глаголаемой Летописец» был опубликован только в 1862 году, когда изменились и цензурные условия, и политика властей в отношении старообрядцев.
Личность Степана Меледина до недавнего времени оставалась малоизвестной для широкой публики. Лишь недавно нижегородский библиофил Юрий Григорьевич Галай восстановил вехи биографии этого незаурядного человека. Он родился в 1786 году в городе Семенове в семье старообрядцев «добропорядочного поведения», промышлявших мелкой торговлей и землепашеством. Степан Прохорович с детства увлекся чтением, начал с богословских книг, потом познакомился со светскими, потом составил одну из первых в губернии библиотек.
Постепенно у Меледина родилась идея создать частную библиотеку, которая должна была способствовать просвещению и окупать свое содержание.
В уездном городе Семенове дело пошло неважно. Подписчиков было немного, желающих читать книги даром – чуть больше, поэтому работа библиотеки не приносила создателю ни морального, ни материального удовлетворения.
В 1844 году Степан Прохорович подает прошение министру народного просвещения, в котором просит дозволение открыть свою библиотеку в Нижнем Новгороде. Согласие министерства было быстро получено, и началась долгая история первой нижегородской библиотеки. Даже в губернском городе читателей было недостаточно, чтобы предприятие вышло на самоокупаемость. Содержатель все больше залезал в долги, но проявил настойчивость и дела не сворачивал до самой своей смерти в 1865 году. После этого его собрание вошло в состав Нижегородской публичной библиотеки, созданной Министерством народного просвещения и получившей вскоре поддержку властей города. Отрадно, что в наши дни о Степане Прохоровиче Меледине вспомнили земляки, появились статьи, посвященные его жизни и деятельности, в Нижегородской областной библиотеке прошла специальная выставка.
После публикации в «Москвитянине» китежская легенда удостоилась упоминания… в отчетах чиновников, занимавшихся по долгу службы изучением положения раскольников в Нижегородской губернии.
В 1854 году был опубликован «Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», автором которого был коллежский советник Павел Иванович Мельников. В те времена он был известен как один из суровых гонителей старообрядцев, отличный чиновник Министерства внутренних дел.
На страницах официального «Отчета» чиновник подробно описывает китежскую легенду, локализуя ее распространение вокруг озера Светлояр (тогда это название писалось раздельно – Светлый Яр). В качестве источника легенды упомянута рукопись «Китежский летописец». Само предание Мельников счел «исторически нелепым», а почитание окрестными жителями озера Светлый Яр – суеверием. В приложении к отчету чиновник опубликовал еще один письменный источник китежской легенды – «Послание отца к сыну», – небольшую по объему рукопись, написанную от лица человека, попавшего в невидимый город и успокаивающий семью в отношении своей судьбы2
Текст смотри в Приложении.
Однако Павел Иванович был не только чиновником, но и писателем, публикующим свои произведения под псевдонимом Андрей Печерский. В начале семидесятых годов девятнадцатого века, давно уже выйдя в отставку, он начинает публиковать свое наиболее известное литературное произведение – роман-дилогию «В лесах» и «На горах». В первом из них красиво и поэтично описывается китежская легенда. При этом она никаким образом не связывается со старообрядчеством, а, напротив, рассматривается как древнее предание «исконной и кондовой» Руси. Автор романа отдал предпочтение романтической, древней части легенды, игнорируя скептическое отношение своего чиновничьего прошлого.
К началу ХХ века восприятие легенды было двояким: историки относились к ней скептически и если рассматривали, то в аспекте истории старообрядчества, но писатели, поэты, художники, музыканты вслед за Мельниковым-Печерским попали под обаяние предания. На озере Светлояр побывали Владимир Короленко, Иван Бунин, Аполлон Майков, Михаил Пришвин и даже Максим Горький.
В 1901–1904 годах композитор Николай Андреевич Римский-Корсаков создает оперу «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», положив в основу сюжета китежскую легенду и другие памятники древнерусской литературы – «Повесть о Петре и Февронии Муромских», «Повесть о горе злосчастие» и т. д. Либретто для нее написал Владимир Иванович Бельский. Премьера оперы состоялась в 1907 году на сцене Мариинского театра в Санкт-Петербурге. Она неоднократно ставилась в российских и зарубежных театрах и вошла в золотой фонд русской музыкальной классики.
Декорации к постановкам писали известные художники, в том числе Иван Билибин и Николай Рерих. Последний не преминул в своих заметках связать китежскую легенду со сказаниями о подземных городах, бытующих у других народов, и увидеть в нем оккультный смысл – «Вся земля толкует о подземных городах, о хранилищах, о храмах, ушедших под воду. И русский, и нормандский крестьянин знает это одинаково твердо. Так же как житель пустынь знает о сокровищах, иногда сверкающих из-под волн песков пустынь и снова – до времени – уходящих под землю. К одному костру сходятся помнящие о положенных сроках. Не о суеверии, но о знании говорим. О знании, выраженном в прекрасных символах».
Благодаря художественным произведениям легенда стала широко известной и стала восприниматься как предание о временах древних. В ней перестали видеть местное раскольническое предание, напротив, причастность старообрядцев к Китежу стала восприниматься как свидетельство древности истории, ведь сторонники старой веры в глазах обывателя выглядели хранителями этой древности.
Авторы популярных книг и статей, посвященных монгольскому завоеванию, стали упоминать китежскую легенду как одно из дошедших до нас древних преданий, достоверность которого не подтверждена, но которое, несомненно, основано на реальных событиях.
Распространение этого мнения в обществе заставило историков обратить внимание на легенду и проанализировать ее с точки зрения исторической науки.
Наиболее подробным исследованием такого рода стала изданная в 1936 году монография В. Л. Комаровича «Китежская легенда. Опыт изучения местных легенд».
Василий Леонидович Комарович родился 1 января 1894 года в с. Воскресенске Макарьевского уезда Нижегородской губернии в семье врача. В 1912 году В. Л. Комарович окончил первую классическую нижегородскую гимназию и поступил в Петербургский университет на историко-филологический факультет, где специализируется на изучении древнерусской литературы и фольклора. Научными руководителями талантливого студента были А. К. Бороздин и А. А. Шахматов. Последний рекомендовал Комаровича к оставлению в университете «для подготовки к профессорскому званию». Но на календаре был роковой для русской истории 1917 год.
Спасаясь из революционного Петрограда, Комарович возвращается в Нижний Новгород, где становится преподавателем только что образованного Нижегородского государственного университета. Это учебное заведение появилось в результате слияния Вольного народного университета (созданного в 1916 году по образцу университета Шанявского в Москве), Высших сельскохозяйственных курсов и эвакуированного из Варшавы политехнического института. Одним из первых факультетов ННГУ был исторический, но просуществовал он недолго – в 1921 году был ликвидирован, как и все исторические факультеты в стране.
В. Л. Комарович возвращается в Петроград и поступает на работу в отдел древнерусской литературы Пушкинского дома. Именно здесь и создается монография о китежской легенде.
Изучая собранные фольклористами устные предания и рассказы о Китеже и Светлояре, ученый выделил три типа основных версий легенды с заметно отличающимся сюжетом.
Первая из них была связана с древними языческими верованиями, причем не русскими, а марийскими. Марийцы, или, как их называли в древнерусских источниках, «луговая черемиса», населяли эти места вплоть до XVI века, когда были в основном ассимилированы русскими переселенцами. В этой версии предания город прятался не от Батыя, а от Девки-Турки – женщины-насильницы, что на диком коне проносится, сея смерть и разрушения.
Вторая версия связана, с одной стороны, с древними погребальными языческими обрядами, которые привнесли в нее мотив горы, скрывающей в себя ушедших от мира, – т. е. могильного кургана, а с другой – с событиями XVI–XVII веков, в том числе и с преследованиями раскольников. В этой версии легенды от злодея Батыя скрывается не град Китеж, а некий безымянный, но святой монастырь. В отдельных вариантах этой версии легенды главным злодеем выступает не Батый, а «царь нечестивый Пятерим», в котором историк опознал реальное историческое лицо – нижегородского епископа Питирима (1719–1725), активного противника старообрядцев.
Наконец, третья версия легенды не носила самостоятельного характера, а являлась пересказом «Китежского летописца». Если первые две версии не выходили за рамки сугубо местных преданий, то третья содержала в себе наибольшее количество исторических сведений, а главное – увязывала легенду с конкретными событиями и персоналиями русской истории, поэтому именно она и привлекла к себе наибольшее внимание историка.
Будучи учеником одного из классиков науки о летописях А. А. Шахматова, В. Л. Комарович применил для изучения «Книги глаголаемой Летописец» те же методы анализа литературных памятников, которые применялись его учителем для анализа древних русских летописей3
Для удобства читателя полный древнерусский текст «Книги глаголаемой Летописец» приведен в Приложении.
Ему удалось описать двенадцать списков «Книги», из которых девять содержали полную версию легенды, один, озаглавленный «Летописец об убиении благоверного князя Георгия Владимировича», содержит в себе исключительно исторический материал и завершается сценой разорения Большого Китежа и погребения князя, и еще два, в которых последний раздел легенды, в котором говорится о чудесном сокрытии града, имеет отдельное название – «Повесть и взыскание града сокрытого Китежа».
Анализ текстов позволил Комаровичу выстроить следующую последовательность появления письменных источников о граде Китеже:
«Повесть об убиении благоверного князя Георгия Владимировича»;
«Послание от отца к сыну»;
«Повесть и взыскание града сокрытого Китежа»;
«Книга глаголаемая Летописец».
Последняя представляет собой творческую компиляцию первых трех источников с добавлением некоторого объема авторского текста.
Подробное изучение особенностей текстов позволило довольно точно определить место и время создания «Книги глаголаемой Летописец». Это произошло в 80–90-е годы XVIII века в среде старообрядцев-бегунов, скорее всего, в селе Сопелки Ярославской губернии – традиционном центре бегунов4
Бегуны – одно из течений старообрядцев-беспоповцев. Возникло после 1766 года из числа раскольников, отказавшихся от легализации (записи в раскол) и перешедших на нелегальное положение. Бегуны отказывались от выполнения любых гражданских повинностей и обязанностей и любых вообще форм отношения с обществом. Поэтому сторонники этого направления не заводили имущества, не получали документов, отказывались от уплаты налогов, военной службы и т. д. От возникавших в таких случаях преследований властей спасались бегством (отсюда и название) и переходом на нелегальное положение. Несмотря на преследования со стороны как императорских, так и советских властей, отдельные общины бегунов сохранились до настоящего времени и по-прежнему предпочитают скрываться от мира.
Создание второго и третьего памятников – «Послания отца к сыну» и «Повести и взыскании» – В. Л. Комарович относил к самому началу XVIII века, а местом создания считал Спасораевский (Спасский) Кезинский монастырь, братия которого долгое время придерживалась старого обряда, что и привело к фактическому разгрому обители нижегородским епископом Питиримом в 1713 году.
Наибольший интерес у историка вызвал древний источник – «Повесть об убиении благоверного князя Георгия Владимировича». Особенности языка «Повести» позволили отнести создание этого памятника к первой половине XVII века, при этом в его основе могли находиться и более древние источники. Обилие местных деталей и точное знание автором географии Заволжья позволили локализовать его создание окрестностями Городца, а точнее – самим городом.
Внимание исследователя привлекла грубая и необъяснимая на первый взгляд историческая ошибка автора «Летописца об убиении», который не только приписал Георгию Всеволодовичу основание Городца (впервые упоминаемого в летописях за шестнадцать лет до рождения князя), но и сделал его сыном псковского князя Всеволода (в крещении – Гавриила) Мстиславича, умершего в 1138 году и прославленного Русской церковью как святой благоверный князь Всеволод Псковский.
По мнению Комаровича, указание на псковское происхождение главного героя «Летописца об убиении» может быть объяснено тесными связями с Псковом нижегородских князей в конце XIV – начале XV в. Само имя Георгия Всеволодовича – условное. Образ этого князя собирательный, а реальными его прототипами историк посчитал князей Нижегородского дома, прежде всего князя Василия Кирдяпу и его потомков.
Для любителя истории русского средневековья: Василий Кирдяпа и его брат Семен, сыновья суздальского князя Дмитрия Константиновича, известны прежде всего как участники событий 1382 года, связанных с осадой Москвы войском хана Тохтамыша, сыгравшие в них весьма зловещую роль.
После нескольких дней осады русской столицы, убедившись в неприступности городских стен, хан Тохтамыш решил одолеть жителей хитростью. Как сообщает старинная «Повесть о нашествии Тохтамыша»:
«После трех дней осады на четвертый день утром, в час полдника, по повелению царя подъехали к городу набольшие татары и князья ордынские, и советники его, а с ними два князя суздальских Василий да Семен, сыновья великого князя Дмитрия Суздальского. И, приблизившись к самым стенам городским как неприкосновенные послы, начали они говорить людям, бывшим в городе: “Царь вас, своих людей, хочет помиловать, ибо неповинны вы и не за что предавать вас смерти; не с вами он воевать пришел, а на великого князя Дмитрия Ивановича ополчился, а вы же достойны от него милости, и ничего другого он от вас не требует, разве что желает, чтобы вы, оказав ему честь, вышли ему навстречу с дарами и вместе со своим князем; ведь хочет он повидать город этот, и в него войти, и в нем побывать, а вам дарует мир и любовь свою, а вы ему ворота городские отворите”. Так же и князья Нижнего Новгорода говорили: “Поверьте нам, мы ведь ваши князья христианские, вам то же самое говорим и клятву в том даем”».
Дальнейшее хорошо известно: поверив клятве князей, москвичи открыли ворота, татары ворвались в город и перебили всех, кто в нем находился.
Неудивительно, что после этого нижегородские князья долго не могли примириться с государями, и временами вынуждены были бежать и скрываться от них.
По мнению В. Л. Комаровича, поводом к созданию «Летописца об убиении» послужили события конца XIV – начала XV в., когда московские воеводы преследовали князя Юрия Васильевича Кирдяпина и в конце концов убили его5
Похожую точку зрения на китежскую легенду высказывал известный писатель и ученый-филолог Дмитрий Михайлович Балашов. Как и многие советские историки, он придерживался мнения о древнем происхождении китежской легенды, но связывал ее появление не с монгольским нашествием XIII века, а с деятельностью московских князей по подчинению соседних княжеств во времена Ивана Калиты и его наследников. В его романе «Похвала Сергию» древний Китеж скрывается в водах озера не от татар, а от московских сборщиков дани.
Описание дороги из Городца к Светлояру исследователь посчитал описанием части древнего пути из Городца в вятские земли, где потомки Василия Кирдяпы порой находили убежище. Ученый предположил, что рассказ о его бегстве из Городца в Вятку, погоне за ним московских войск и смерти после короткой схватки где-то на берегу Керденца или Светлояра и лег в основу рассказа.
Совпадение имен Юрия Васильевича или Георгия (Юрия) Всеволодовича привело к переносу событий XV века в XII, и постепенно более известный в нижегородских землях владимирский князь вытеснил из предания отчаянного противника Москвы.
Косвенным подтверждением этой версии является родословие князей Шуйских. Официальный государев родословец считал их прямым предком как раз Юрия Васильевича Кирдяпина, сыновьям которого впервые была дана в удел Шуя. Но сами Шуйские считали своим предком именно Георгия Всеволодовича – последнего великого князя Владимирского домонгольского времени.
В. Л. Комарович предположил, что в районе Светлояра или Керженца действительно существовал небольшой городок – опорный пункт на пути от Волги к вятской земле, который и стал прототипом Большого Китежа.
Далее ученый подверг анализу самую первую часть «Летописца об убиении» и установил, что в основе памятника лежит статья из местной летописи, повествующая о постройке в 1164 году в Городце Федоровского монастыря при участии великого князя Андрея Юрьевича Боголюбского и князя Георгия (Юрия) Владимировича Муромского.
Последнюю часть своего труда В. Л. Комарович посвятил анализу топонима Китеж, не встречающегося в других источниках. Напомним, что, согласно легенде, это имя носит не только чудесно исчезнувший город на берегах Светлояра, но и вполне реально существующий Городец на Волге. Однако ни один известный нам источник не называет Городец Китежем. Более того, известно другое его название – Радилов. Откуда же взялось ставшее всемирно известным название?
Ученый обратил внимание на то, что в некоторых вариантах легенды название Китеж записано как Кидеш и даже Кидаш. Последнее может быть связано с упоминанием в былинах городов Кидиш и Кидош. Особенное внимание Комаровича привлекла былина о Суровце-Суздальце, в которой упомянут «славный город Покидош».
Этот былинный город ученые порой соотносят с реальным селом Кидекша, что находится в четырех верстах к востоку от Суздаля. Именно здесь в 1152 году князь Юрий Владимирович, прозванный позднейшими историками Долгоруким, устроил свою резиденцию, построив первый в Залесской земле белокаменный храм в честь святых Бориса и Глеба.
Посвящение было выбрано не случайно: по преданию, именно здесь находился стан Бориса и Глеба в бытность первого князем Ростовским, а второго – Муромским.
Постепенно на месте княжеской резиденции возник город, остатки валов которого видны и по сию пору. Город был разорен и сожжен войсками Батыя, после чего обратился в село, а его белокаменный храм стал центром монастыря.
В самом сердце России, в Нижегородском крае, есть озеро Светлояр — жемчужина русской природы. Это озеро называют иногда маленькой русской Атлантидой: его история овеяна легендами. Уникальное место задает исследователям множество загадок…
Главная светлоярская легенда — о невидимом граде Китеже. Легенда гласит: в Ветлужских лесах есть озеро.
Расположено оно в лесной чаще. Голубые воды озера лежат неподвижно днем и ночью. Лишь изредка легкая зыбь пробегает по ним. Бывают дни, когда до тихих берегов доносится протяжное пение, и слышится далекий колокольный звон.
Давным-давно, еще до пришествия татар, великий князь Георгий Всеволодович построил на Волге город Малый Китеж (нынешний Городец), а потом, "переправившись че рез тихие и ржавые речки Узолу, Санду и Керженец", вышел к Люнде и Светлояру на "зело прекрасно" место, где поставил город Китеж Большой. Так на берегу озера появился славный Китеж-град. В центре города возвышались шесть глав церквей.
Придя на Русь и завоевав многие земли наши, Батый услышал про славный Китеж-град и устремился к нему со своими ордами…
Когда "злые татарове" подошли к Китежу Малому и в великой битве убили брата князя, сам он скрылся в новопо-строенном лесном городе. Пленник Батыя, Гришка Кутерьма, не стерпел пыточных мучений и выдал тайные тропы к Светлояру.
Татары грозовой тучей обложили город и хотели взять его силой, но когда они прорвались к его стенам, то изумились. Жители города не только не построили никаких укреплений, но даже не собирались защищаться. До татар доносился лишь колокольный звон церквей. Жители молились о спасении, так как от татар не приходилось ждать чего-либо доброго.
И как только татары ринулись к городу, из-под земли вдруг забили многоводные источники, и татары в страхе отступили.
А вода все бежала и бежала…
Когда стих шум родников, на месте города были лишь волны. Вдали мерцала одинокая глава собора с блестящим посредине крестом. Она медленно погружалась в воду.
Вскоре исчез и крест. Теперь к озеру есть путь, который называется Батыевой тропой. Она может привести к славному городу Китежу, но не каждого, а лишь чистых сердцем и душою. С тех пор город невидим, но цел, а особо праведные могут увидеть в глубине озера огоньки крестных ходов и слышать сладкий звон его колоколов.
Легенда о граде Китеже тесно связана с именем выдающегося русского писателя В.Г. Короленко. Переселившись на Волгу, Короленко побывал в Ветлужском крае, где на Святом озере, у невидимого Китеж-града, собираются правдоискатели из народа — раскольники разных толков — и ведут страстные дебаты о вере. Вот что писал он: "Тяжелые, не радостные впечатления уносил я от берегов Святого озера, от невидимого, но страстно взыскуемого народом града… Точно в душном склепе, при тусклом свете угасающей лампады провел я всю эту бессонную ночь, прислушиваясь, как где-то за стеной кто-то читает мерным голосом заупокойные молитвы над уснувшею навеки народною мыслью".
…Судя по тому, как легко Китеж-град «перекочевал» из легенд эпохи татаро-монгольского ига в старообрядческие сказания, поэзию Серебряного века и век нынешний, мы имеем дело скорее с общим для русской культуры и всегда современным мистическим символом. Но это не просто символ ухода и спасения от банальной "поверхности".
Хотим указать на одно интересное отличие между русским Китежем и тибетской Аггартой. Если последняя в темные времена ушла под землю, то Китеж, как известно, сокрылся именно в озере, под водой. Это не случайно — и потому в русском сознании (и подсознании) все названные выше темы часто просто не знают строгого «земного» разделения и структурирования, но существуют как водное отражение, в котором контуры всякой «поверхности» сливаются и растворяются…
