Почему религия всегда против науки. Когда наука становится религией Од Ланселен, Мари Лемонье

В XVIII и особенно в XIX веках наука сочла, что она открыла все законы Вселенной, материи и природы, сделав тем самым несостоятельным все, чему до сих пор учила Церковь. Интервью французского историка и философа Марселя Гоше.

– В начале XVII века родилась галилеевская наука, и это тут же поставило серьезнейшие религиозные проблемы... Как протекало это противостояние между наукой и религией в эпоху Просвещения?

– Просветители – в гораздо большей степени политики, чем ученые. В XVIII веке речь идет не столько о выдвижении вперед науки в качестве противовеса религии, сколько о поиске самостоятельного фундамента для будущего политического порядка. Да, просветители превратили науку в символ власти человеческого разума. Но главная проблема для них не в этом. Лишь в самом конце XIX века конфликт между человеком науки и священниками приобретает фронтальный характер.

– Что происходит тогда? Почему сосуществование между ними становится невозможным?

– 1848 год становится поворотным моментом. За десять лет наука совершает целую серию важнейших прорывов. В 1847 году открыта термодинамика. В 1859 году выходит в свет «Происхождение видов» Дарвина: появляется эволюционная теория. В этот момент возникает идея о том, что материалистическое объяснение природы способно полностью заменить религию. Амбиции науки того времени состоят в том, чтобы предложить универсальную теорию природных феноменов. Дать полное, единое и исчерпывающее объяснение тайнам природы. Если во времена Декарта и Лейбница физика еще обращается за помощью к метафизике, то в XIX веке наука претендует на изгнание метафизики.

– Можно ли говорить о том, что с этого момента наука устанавливает монополию на объяснение мира?

– Ситуация выглядит именно так, по крайней мере на протяжении полувека. Представьте себе, какой шок произвела одна только теория эволюции видов! Во времена Галилея люди не решались даже задаваться вопросом о происхождении человека. Дарвин же изложил прямо противоположное библейскому рассказу о сотворении мира. Эволюционная теория – антипод теории божественного творения. Наука совершает еще один важный шаг. Она действительно верит, что в состоянии открыть высшие законы функционирования Вселенной. Одним из самых удивительных последователей этой идеи был немец Эккель, изобретатель слова «экология», который создал религию Науки. В той мере, в какой люди разгадали загадки Вселенной, мы способны вывести мораль из науки, научно сформулировать правила человеческого поведения, исходя из организации Космоса. В конце XIX – начале XX веков его Церковь Науки привлечет многих последователей в Германии.

– Огюст Конт во Франции пытался сделать то же самое?

– Между ними есть существенные различия. Религия Огюста Конта – это религия не Науки, а Человечества. Теоретическим осмыслением достижений второй половины XIX века мы скорее обязаны Герберту Спенсеру, автору, сегодня также многими забытому. Его философия, в свое время исключительно популярная, называлась «синтетической философией» именно потому, потому что она охватывала все – от происхождения материи и звезд до социологии. Это был уникальный момент в истории науки.

– Да, но при всей мощи тогдашней науки несет ли она одна ответственность за умирание идеи Бога? И каким образом эти идеи, предназначавшиеся для элиты, постепенно затронули религиозные верования народа?

– Вы правы, идея Бога была поставлена под вопрос не только наукой. Эмансипация от религии была также порождена идеей прав человека, которая решительным образом оспаривает права Бога. Власть уже дается не свыше: она проистекает из легитимности, которая принадлежит индивидам. Этой эмансипации помогла и история – идея о том, что люди сами творят собственный мир. Они не подчиняются трансцендентному закону: они работают, производят, строят цивилизацию – творение их рук. Для этого Бог не нужен. И потом, не будем забывать, что через распространение школ, индустриализацию и медицину наука «спускается» в повседневную жизнь людей. Республика прославляет ученых. Пастер, Марселен Бертело. В 1878 году Клод Бернар даже удостаивается государственных похорон. Эта гегемония продолжается до 80-х годов XIX века, когда научная модель начинает давать трещину. Тогда появляются разговоры о кризисе науки...

– Значит, науке XIX столетия так и не удалось совершить своего преступления против Бога?

– О смерти Бога говорить не приходится, он не может умереть, он бессмертен! Во всяком случае, в головах людей. Что касается кризиса науки, то он и сегодня сопровождает нас в нашем мире. Мы уже не ждем от науки, чтобы она сказала последнее слово обо всем на свете. Наука не доказывает ни существования, ни отсутствия Бога, это просто не ее сфера.

– Сегодня власть науки сосуществует с большой тягой ко всему, что так или иначе касается области сакрального... Как вы это объясняете?

– Гегемония науки стала чрезмерной и начала вызывать тревогу. Наука была очень симпатична, когда использовалась в борьбе со священниками. Сегодня она пугает. Наука уже не является освободительницей, как это было во времена «мрачного обскурантизма». Она подавляет. Наука – это единственная интеллектуальная власть. Все остальные виды власти – лишь ее жалкое подобие. В этой атмосфере недоверия многие испытывают искушение прибегнуть к оккультным, метафизическим и религиозным объяснениям вещей. Что в Европе умерло окончательно, так это социологическое христианство. Но религиозное христианство еще теплится.

Од ЛАНСЕЛЕН, Мари ЛЕМОНЬЕ

Интервью французского историка и философа Марселя Гоше.

В начале XVII века родилась галилеевская наука, и это тут же поставило серьезнейшие религиозные проблемы… Как протекало это противостояние между наукой и религией в эпоху Просвещения?

– Просветители – в гораздо большей степени политики, чем ученые. В XVIII веке речь идет не столько о выдвижении вперед науки в качестве противовеса религии, сколько о поиске самостоятельного фундамента для будущего политического порядка. Да, просветители превратили науку в символ власти человеческого разума. Но главная проблема для них не в этом. Лишь в самом конце XIX века конфликт между человеком науки и священниками приобретает фронтальный характер.

Что происходит тогда? Почему сосуществование между ними становится невозможным?

– 1848 год становится поворотным моментом. За десять лет наука совершает целую серию важнейших прорывов. В 1847 году открыта термодинамика. В 1859 году выходит в свет «Происхождение видов» Дарвина: появляется эволюционная теория. В этот момент возникает идея о том, что материалистическое объяснение природы способно полностью заменить религию. Амбиции науки того времени состоят в том, чтобы предложить универсальную теорию природных феноменов. Дать полное, единое и исчерпывающее объяснение тайнам природы. Если во времена Декарта и Лейбница физика еще обращается за помощью к метафизике, то в XIX веке наука претендует на изгнание метафизики.

Можно ли говорить о том, что с этого момента наука устанавливает монополию на объяснение мира?

– Ситуация выглядит именно так, по крайней мере на протяжении полувека. Представьте себе, какой шок произвела одна только теория эволюции видов! Во времена Галилея люди не решались даже задаваться вопросом о происхождении человека. Дарвин же изложил прямо противоположное библейскому рассказу о сотворении мира. Эволюционная теория – антипод теории божественного творения. Наука совершает еще один важный шаг. Она действительно верит, что в состоянии открыть высшие законы функционирования Вселенной. Одним из самых удивительных последователей этой идеи был немец Эккель, изобретатель слова «экология», который создал религию Науки. В той мере, в какой люди разгадали загадки Вселенной, мы способны вывести мораль из науки, научно сформулировать правила человеческого поведения, исходя из организации Космоса. В конце XIX – начале XX веков его Церковь Науки привлечет многих последователей в Германии.

Огюст Конт во Франции пытался сделать то же самое?

– Между ними есть существенные различия. Религия Огюста Конта – это религия не Науки, а Человечества. Теоретическим осмыслением достижений второй половины XIX века мы скорее обязаны Герберту Спенсеру, автору, сегодня также многими забытому. Его философия, в свое время исключительно популярная, называлась «синтетической философией» именно потому, потому что она охватывала все – от происхождения материи и звезд до социологии. Это был уникальный момент в истории науки.

Да, но при всей мощи тогдашней науки несет ли она одна ответственность за умирание идеи Бога? И каким образом эти идеи, предназначавшиеся для элиты, постепенно затронули религиозные верования народа?

– Вы правы, идея Бога была поставлена под вопрос не только наукой. Эмансипация от религии была также порождена идеей прав человека, которая решительным образом оспаривает права Бога. Власть уже дается не свыше: она проистекает из легитимности, которая принадлежит индивидам. Этой эмансипации помогла и история – идея о том, что люди сами творят собственный мир. Они не подчиняются трансцендентному закону: они работают, производят, строят цивилизацию – творение их рук. Для этого Бог не нужен. И потом, не будем забывать, что через распространение школ, индустриализацию и медицину наука «спускается» в повседневную жизнь людей. Республика прославляет ученых. Пастер, Марселен Бертело. В 1878 году Клод Бернар даже удостаивается государственных похорон. Эта гегемония продолжается до 80-х годов XIX века, когда научная модель начинает давать трещину. Тогда появляются разговоры о кризисе науки…

Значит, науке XIX столетия так и не удалось совершить своего преступления против Бога?

– О смерти Бога говорить не приходится, он не может умереть, он бессмертен! Во всяком случае, в головах людей. Что касается кризиса науки, то он и сегодня сопровождает нас в нашем мире. Мы уже не ждем от науки, чтобы она сказала последнее слово обо всем на свете. Наука не доказывает ни существования, ни отсутствия Бога, это просто не ее сфера.

Сегодня власть науки сосуществует с большой тягой ко всему, что так или иначе касается области сакрального… Как вы это объясняете?

– Гегемония науки стала чрезмерной и начала вызывать тревогу. Наука была очень симпатична, когда использовалась в борьбе со священниками. Сегодня она пугает. Наука уже не является освободительницей, как это было во времена «мрачного обскурантизма». Она подавляет.

Од Ланселен, Мари Лемонье

В XVIII и особенно в XIX веках наука сочла, что она открыла все законы Вселенной, материи и природы, сделав тем самым несостоятельным все, чему до сих пор учила Церковь. Интервью французского историка и философа Марселя Гоше.

- В начале XVII века родилась галилеевская наука, и это тут же поставило серьезнейшие религиозные проблемы... Как протекало это противостояние между наукой и религией в эпоху Просвещения?

Просветители – в гораздо большей степени политики, чем ученые. В XVIII веке речь идет не столько о выдвижении вперед науки в качестве противовеса религии, сколько о поиске самостоятельного фундамента для будущего политического порядка. Да, просветители превратили науку в символ власти человеческого разума. Но главная проблема для них не в этом. Лишь в самом конце XIX века конфликт между человеком науки и священниками приобретает фронтальный характер.

- Что происходит тогда? Почему сосуществование между ними становится невозможным?

1848 год становится поворотным моментом. За десять лет наука совершает целую серию важнейших прорывов. В 1847 году открыта термодинамика. В 1859 году выходит в свет "Происхождение видов" Дарвина: появляется эволюционная теория. В этот момент возникает идея о том, что материалистическое объяснение природы способно полностью заменить религию. Амбиции науки того времени состоят в том, чтобы предложить универсальную теорию природных феноменов. Дать полное, единое и исчерпывающее объяснение тайнам природы. Если во времена Декарта и Лейбница физика еще обращается за помощью к метафизике, то в XIX веке наука претендует на изгнание метафизики.

- Можно ли говорить о том, что с этого момента наука устанавливает монополию на объяснение мира?

Ситуация выглядит именно так, по крайней мере на протяжении полувека. Представьте себе, какой шок произвела однако только теория эволюции видов! Во времена Галилея люди не решались даже задаваться вопросом о происхождении человека. Дарвин же изложил прямо противоположное библейскому рассказу о сотворении мира. Эволюционная теория – антипод теории божественного творения. Наука совершает еще один важный шаг. Она действительно верит, что в состоянии открыть высшие законы функционирования Вселенной. Одним из самых удивительных последователей этой идеи был немец Эккель, изобретатель слова "экология", который создал религию Науки. В той мере, в какой люди разгадали загадки Вселенной, мы способны вывести мораль из науки, научно сформулировать правила человеческого поведения, исходя из организации Космоса. В конце XIX – начале XX веков его Церковь Науки привлечет многих последователей в Германии.

- Огюст Конт во Франции пытался сделать то же самое?

Между ними есть существенные различия. Религия Огюста Конта – это религия не Науки, а Человечества. Теоретическим осмыслением достижений второй половины XIX века мы скорее обязаны Герберту Спенсеру, автору, сегодня также многими забытому. Его философия, в свое время исключительно популярная, называлась "синтетической философией" именно потому, потому что она охватывала все – от происхождения материи и звезд до социологии. Это был уникальный момент в истории науки.

- Да, но при всей мощи тогдашней науки несет ли она одна ответственность за умирание идеи Бога? И каким образом эти идеи, предназначавшиеся для элиты, постепенно затронули религиозные верования народа?

Вы правы, идея Бога была поставлена под вопрос не только наукой. Эмансипация от религии была также порождена идеей прав человека, которая решительным образом оспаривает права Бога. Власть уже дается не свыше: она проистекает из легитимности, которая принадлежит индивидам. Этой эмансипации помогла и история – идея о том, что люди сами творят собственный мир. Они не подчиняются трансцендентному закону: они работают, производят, строят цивилизацию – творение их рук. Для этого Бог не нужен. И потом, не будем забывать, что через распространение школ, индустриализацию и медицину наука "спускается" в повседневную жизнь людей. Республика прославляет ученых. Пастер, Марселен Бертело. В 1878 году Клод Бернар даже удостаивается государственных похорон. Эта гегемония продолжается до 80-х годов XIX века, когда научная модель начинает давать трещину. Тогда появляются разговоры о кризисе науки...

- Значит, науке XIX столетия так и не удалось совершить своего преступления против Бога?

О смерти Бога говорить не приходится, он не может умереть, он бессмертен! Во всяком случае, в головах людей. Что касается кризиса науки, то он и сегодня сопровождает нас в нашем мире. Мы уже не ждем от науки, скобы она сказала последнее слово обо всем на свете. Наука не доказывает ни существования, ни отсутствия Бога, это просто не ее сфера.

- Сегодня власть науки сосуществует с большой тягой ко всему, что так или иначе касается области сакрального... Как вы это объясняете?

Гегемония науки стала чрезмерной и начала вызывать тревогу. Наука была очень симпатична, когда использовалась в борьбе со священниками. Сегодня она пугает. Наука уже не является освободительницей, как это было во времена "мрачного обскурантизма". Она подавляет. Наука – это единственная интеллектуальная власть. Все остальные виды власти – лишь ее жалкое подобие. В этой атмосфере недоверия многие испытывают искушение прибегнуть к оккультным, метафизическим и религиозным объяснениям вещей. Что в Европе умерло окончательно, так это социологическое христианство. Но религиозное христианство еще теплится.

Оригинал сообщения находится на сайте Inopressa.ru

на журнал "Человек без границ"

В статье мы кратко рассмотрим аспекты взаимоотношений религии и науки в истории и в современном мире, определим сходства и различия, общее и особенное, аргументы за и против, а также пути взаимодействия религии и науки.

История и современность

История взаимоотношений религии и науки как таковых берет начало в XVII-XVIII веках в Европе , когда с развитием естественных наук обостряется противостояние христианской религии (или философско-теологического типа мировоззрения , господствовавшего в ) и науки, которая формировала новый, «объективистский» или научный тип мировоззрения . Римско-католическая церковь, а также и протестантские церкви и общины подвергали репрессиям ученых как еретиков, которые ставили под сомнение Священное Писание. Так, в 1553 году протестантами-кальвинистами в Женеве был сожжен испанский естествоиспытатель и врач Мигель Сервет (ранее приговорен к смерти и католической инквизицией). В 1600 г. за пропаганду коперниканского учения был осужден инквизицией и сожжен Джордано Бруно. В 1616 г. Ватикан официально признал опасной ересью гелиоцентрическую систему, с чем связан и инквизиционный процесс против Галилео Галилея в 1632 г. С 1559 по 1948 год издавался «Индекс запрещенных книг», в который наряду с некатолической (главным образом протестантской ) религиозной литературой попадали и произведения выдающихся философов и ученых (в том числе и католиков), запрещенные к чтению верным католической церкви.

С другой стороны, в светской науке и распространяется понимание как слепой веры; формируется рационализм как безграничная, именно «слепая» вера в способности разума; а в XIX в. — позитивизм , который отдает бесспорное преимущество позитивным наукам перед религией и . Результатом стало не только распространение светской культуры, превращение религии в «частное дело», но и призывы к фактическому уничтожению католической церкви — «раздавим гадину!» (Вольтер) и попытки вообще уничтожить религию, как «опиум народа» (К. Маркс ). Между тем, опыт научного развития, научные революции могут уже доказать, что научное знание, которое якобы должно основываться на бесспорных доказательствах, на самом деле часто оказывается ошибочным и требует пересмотра, во всяком случае, всегда имеет относительный, а не абсолютный характер.

Согласно западной традиции (культурам Востока свойственен синкретизм) наука как точное и эмпирически выверенное знание, существующее во благо человечества, противопоставляется религии, постулаты которой предполагается воспринимать на веру. При этом научная традиция рассматривается обособлено, исключая взаимосвязь с другими способами познания мира. В обыденном представлении философы и ученые прошлого предстают как борцы с нерациональной религиозной стороной действительности. Однако такого представления, т. е. рассмотрения прошлого с позиции современности, стоит избегать.

В европейской культуре задание науки определялось как девиз Галилея «все, что измерить можно, измеряй, что невозможно — измеримым делай ». Однако человеческая жизнь не ограничивается рациональной стороной. Большинство знаний и убеждений получено человеком нерациональным путем, поэтому философские и психологические школы ХХ в. исследовали проблему потери человеком целостного мировосприятия, отчуждения от своей истинной природы и сущности.

Единство и различия религии и науки

Религия направлена на выявление утерянной человеком целостности мировосприятия, предлагая знания, воспринимаемые на веру, своеобразные аксиомы, которые углубляются и обновляются в процессе личного общения с Богом. Так и наука , представляя знания в виде фактов, способствует возникновению нового видения явлений.

Очевидно, можно предположить, что религия и наука имеют два разных предмета, два разных пути познания, два разных критерия достоверности, поэтому они совершенно независимы и не могут проверяться друг другом . Еще Ломоносов утверждал: «Неверно рассуждает математик, если хочет циркулем измерить Божью волю, но неправ и богослов, если он думает, что на Псалтире можно научиться астрономии или химии ». Нельзя, например, подвергать сомнению библейский рассказ о сотворении человека на основании научного заключения о ее происхождении от обезьяны, и наоборот, — поскольку здесь речь идет о совершенно разных вещах.

Наука познает мир во взаимоотношении его частей и элементов, а не охватывая мир как целое и его соотношение с Абсолютом. Религия же, познавая , открывает именно отношение мира и человека к Богу как к сверхъестественному началу, как к высшей силе. Научное знание нуждается во внешних доказательствах, вера же определяется своей внутренней силой. Знать возможно лишь о том, что доступно чувствам, а «Вера является залогом того, на что мы надеемся, — доказательство вещей невидимых» (Евр. 11, 1). Иначе говоря, наука базируется на внешнем, чувственном опыте, вера же — на внутреннем, духовном .

Независимость науки и религии связана с самостоятельностью мира в отношении к Богу. Но эта самостоятельность относительна. С религиозной точки зрения, Бог присутствует в мире через человека, а также в мировой гармонии, которая лишь в определенной степени нарушается стихией природы. Поэтому между наукой и религией на самом деле существует глубокая связь и точки соприкосновения. Наука как частичное знание опирается на , имеет религиозный (или антирелигиозный) характер, то есть она зависит от духовных интересов, от веры как отдельных людей, так и целых эпох. Поэтому наука не может уничтожить религию — она может быть безрелигиозной только тогда, когда религия сама в запущенном состоянии.

Напротив, именно глубина религиозного чувства помогает великим ученым в определяющих открытиях, поскольку вызывает «восторг перед всемогущим Строителем вселенной» (Коперник). Неслучайно и основатель современной рационалистической науки Ф. Бэкон когда-то сказал: «Только поверхностное знание природы может увести нас от Бога; напротив, более глубокое и основательное ведет нас назад, к Нему ». А вот мнение выдающегося физика XX в. Макса Планка: «Религия и наука нисколько не исключают друг друга, как это полагали раньше и чего боятся многие наши современники; наоборот, они согласуются и дополняют друг друга. <...> Для религии Он представляет фундамент, для науки — венец разработки миросозерцания ».

Церковь в последнее время также делает шаги навстречу науке. Известный католический теолог Ганс Кюнг, идеолог модернизации католицизма, отмечает, например, что соотношение и границы между религией и наукой определяются не на модели конфронтации (или фундаменталистском неприятии науки, или рационалистическом неприятии религии) и не на модели интеграции (которая заключается в фактическом приспособлении или науки под догмы религии, или религии под научные теории), а на модели дополнения , или критически конструктивного взаимодействия , в которой обе стороны сохраняют собственную сферу, отвергают абсолютизацию и взаимно обогащают друг друга, пытаясь лучше понять реальность как целое во всех ее измерениях. Православный священник и философ Василий Зеньковский утверждал в связи с этим, что «соотношение современного знания и коренных идей христианства может и должно быть взаимно свободным ». Но при этом христианство не может ограничиваться рецепцией только того в современном знании, что для него приемлемо — «христианская мысль должна заняться пересмотром основ знания, чтобы вернуть христианству его законное место в развитии знания ».

Путем сравнения определений религии и науки приходим к выводу, что это два аспекта общественной жизни, которые являются различными областями духовной культуры и могут существовать рядом, не уничтожая друг друга. Утверждение, что религия и наука несовместимы — в корне неверно.

Использованная литература:

1. Релігієзнавство: підручник для студентів вищих навчальних закладів / [Г. Є. Аляєв, О. В. Горбань, В. М. Мєшков та ін.; за заг. ред. проф. Г. Є. Аляєва]. - Полтава: ТОВ «АСМІ», 2012. - 228 с.

2. Релігієзнавство: Навчальний посібник. 2-ге вид. / За ред. Мозгового Л. І., Бучми О. В. — К.: Центр учбової літератури, 2008. — 264 с.

Биолог-эволюционист Джерри Койн, на самом деле, собрал факты против веры: есть ли в религии истина (нет), следует ли примирить науку и религию (нет), потеряет ли общество что-то, если религия исчезнет (вообще нет). T&P публикуют отрывок, в котором Койн рассказывает, что Эйнштейн называл «божественным» и почему люди верят Библии охотнее, чем науке.

В науке хорошо то, что она истинна вне зависимости от того, верите вы в нее или нет.

Нил Деграсс Тайсон

Писание: точный рассказ или аллегория?

В теологии частенько можно наблюдать следующую закономерность: по мере того как различные области науки - эволюционная биология, геология, история и археология - опровергают религиозные догмы одну за другой, эти догмы превращаются из буквальных истин в аллегории. Это одно из серьезнейших различий между наукой и религией. Если какое-то научное утверждение опровергается, оно немедленно отправляется в мусорную корзину, где уже скопилось множество отличных идей, которые просто не оправдались. Когда опровергается религиозное утверждение, оно часто превращается в метафору, которая должна преподать верующим некий «урок». Хотя некоторые библейские события трудно рассматривать как аллегории (в качестве примеров можно вспомнить кита, который проглотил Иону, и мучения Иова), теологический ум бесконечно изобретателен и всегда способен отыскать моральное или философское поучение в выдуманной истории. Ад, к примеру, стал метафорой «разлуки с Богом». И теперь, когда мы знаем, что Адам и Ева не могли быть предками всех живущих на Земле людей, в «первородном грехе», который они передали потомству, некоторые верующие видят метафору человеческого эгоизма, развившегося в процессе эволюции.

Далее, многих прогрессивных верующих оскорбляют утверждения о том, что почти все в Библии следует воспринимать буквально. Один из самых часто употребляемых аргументов против подобного таков: «Библия - не учебник». Видя эту фразу, я автоматически перевожу ее как «В Библии не все правда», ибо в этом и заключается ее смысл. Утверждение о «не учебнике», разумеется, служит верующим оправданием и разрешением выбирать для себя настоящие истины в Писании (или, если речь идет о прогрессивных мусульманах, таких как Реза Аслан, то в Коране).

Не пора ли последовать совету апостола Павла, обращенному к коринфянам: повзрослеть и отложить детские игрушки?

В самом деле, даже разговор о том, что существует историческая традиция буквального восприятия Писания, может сильно расстроить «современных» верующих, поскольку сейчас принято утверждать, что буквализм - исключительно современное явление. Однажды я написал на своем сайте, что история Адама и Евы не может быть буквальной истиной, поскольку эволюционная генетика показала: размер популяции человека всегда был намного больше одной пары. Тогда писатель Эндрю Салливан раскритиковал меня за предположение о том, что верующие считают первую пару людей историческими личностями:

«Нет никаких данных о том, что райский сад всегда рассматривался фигурально? Неужели? Сам-то Койн читал эту штуку? Я презираю всякого, кто, имея мозги (конечно, у кого эти мозги не засорены фундаментализмом), считает, что это все должно толковаться буквально».

Тем не менее многие века христиане (включая и католическую церковь, к которой принадлежит Салливан) воспринимали Адама и Еву как единственных предков человечества. И в этом нет ничего удивительного, ведь библейское описание вполне конкретно и не несет ни малейшего намека на аллегоричность.

Скажем, когда Иисус говорит притчами (вспомним хотя бы доброго самаритянина), всем ясно, что он просто рассказывает историю, чтобы преподать определенный урок. Но книга Бытия толкуется не так. Более того, католики всегда буквально придерживались религиозного моногенизма - представления о том, что все люди биологически происходят от Адама и Евы. Реальность Эдемского сада, грехопадение, Адам и Ева как наши предки - все это без вопросов принимали ранние богословы и отцы церкви, такие как святой Августин, Фома Аквинский и Тертуллиан. […]

Если вера частенько опирается на факты, то при их опровержении мы могли бы ожидать одного из двух: либо люди откажутся от своей веры (или какой-то ее части), либо будут упрямо отрицать факты и доказательства, противоречащие их вере. Первый вариант встречается нечасто, а вот свидетельств того, что по крайней мере основные догматы веры устойчивы к научным доказательствам, хватает. 64% американцев сохранили бы свои религиозные воззрения даже в том случае, если бы наука их опровергла, и лишь 23% подумали бы о том, чтобы сменить свои убеждения. Лишь чуть менее обескураживающие результаты дал онлайн-опрос Джулиана Баггини среди британских христиан, посещающих церковь. 41% опрошенных либо согласились с утверждением «Если наука противоречит Библии, я поверю Библии, а не науке», либо сказали, что скорее согласны с ним, нежели не согласны.

Возможен ли диалог между наукой и религией?

Люди часто призывают к диалогу между наукой и религией, при котором богословы, священники и раввины должны сесть рядом с учеными и разрешить все противоречия. При этом под «диалогом» подразумевается не просто разговор, но такой обмен мнениями, который рассеет всякое недопонимание и принесет пользу и науке и религии. На самом деле подобные совещания проходят регулярно, в том числе в Ватикане. Их мотивация выражена в знаменитой цитате из Альберта Эйнштейна: «Наука без религии хрома, религия без науки слепа». Но эта цитата вырвана из контекста, учитывая который, становится ясно, что говоря о религии, Эйнштейн подразумевал лишь глубокое благоговение перед загадками Вселенной. Эйнштейн неоднократно отрицал существование личностного, теистического Бога и рассматривал авраамические религии как ложные институты, придуманные человеком. Он был в лучшем случае пантеистом и рассматривал саму природу как «божественное». Он считал, что наука оказалась бы в тупике без глубокого, всеобъемлющего любопытства и изумления - тех черт, которые Эйнштейн считал «религиозными». Взгляды Эйнштейна, которые часто перевирают, не могут служить утешением ни для большинства верующих-теистов, ни для тех, кто уверен, что диалог науки и веры будет полезен обеим сторонам.

Но возможен ли конструктивный диалог? Мой ответ таков: все полезное проистекает из монолога, в котором наука говорит, а религия слушает. Более того, монолог этот будет конструктивным только для слушающего. Ученые, конечно, могут узнать кое-что о природе религии из разговоров с верующими, но то же самое способен узнать каждый, кто захочет поближе с ней познакомиться. Напротив, религии нечего сказать науке такого, что помогло бы ей делать свое дело. В самом деле, для развития науки потребовалось избавиться от малейших остатков религии, будь то сами убеждения или религиозные методы поиска «истины». Нам не нужны эти гипотезы.

Если какое-то научное утверждение опровергается, оно немедленно отправляется в мусорную корзину. Когда опровергается религиозное утверждение, оно превращается в метафору

С другой стороны, религия может получить от науки пользу в нескольких отношениях - если рассматривать «науку» в широком смысле слова, а «религию» не только как веру, но и как институт. Во-первых, наука может рассказать нам об эволюционных, культурных и психологических основах религиозной веры. Существует множество теорий о том, почему люди создали религию, включая страх смерти, мечту о могущественном покровителе, желание некоторых властвовать над остальными и естественную склонность человека объяснять природные явления чьей-то сознательной волей.

Конечно, всем, включая и ученых, полезно побольше узнать о религии, поскольку это одна из движущих сил человечества. Она направляет ход истории (как на современном Ближнем Востоке), глубоко влияет на общество (политика современных США совершенно необъяснима без понимания американской сверхрелигиозности), вносит свой вклад в искусство, музыку и литературу. «Макбет» полон отсылок к Библии. Без представлений о христианстве «Дева Мария в скалах» Леонардо да Винчи - это просто изображение мужчины, женщины и двух маленьких детей. Но историческое и художественное значение религии - не тема для диалога науки и религии, подлинная цель которого - защитить религию от науки, внедрить религию в науку или продемонстрировать, что обе эти области представляют собой законные и дополняющие друг друга способы поиска истины. […]

Если бы мусульмане знали, что Мухаммед, как Джозеф Смит, сам придумывал слова, которые позже стали догмой; если бы христиане знали, что Иисус не воскрес и вообще был не сыном Божьим, а просто одним из множества проповедников апокалипсиса той эпохи; если бы теисты знали, что нет никаких достоверных признаков вмешательства Бога в дела Вселенной - то толпы верующих мгновенно растаяли бы, как снег под весенним солнцем. Конечно, некоторые образованные верующие и богословы считают, что религия не зависит от фактов, но они в явном меньшинстве. Их «религия» - это скорее философия, и она практически не вредит ни науке, ни обществу. […]

В конце концов, почему бы не выяснить, как наш мир на самом деле устроен, вместо того чтобы выдумывать про него истории или принимать на веру мифы многовековой давности? А если мы не знаем ответов, то почему просто это не признать, как регулярно это делают ученые, и не продолжить поиски, пользуясь объективными данными и разумом? Не пора ли последовать совету апостола Павла, обращенному к коринфянам: повзрослеть и отложить детские игрушки? Любое почтение по отношению к вере укрепляет те религии, которые причиняют реальный вред нашему биологическому виду и планете. […]

Наконец, хотя сам я ученый и глубоко восхищен чудесами, привнесенными наукой в нашу жизнь за короткие пять веков, я считаю, что религия не только несовместима с наукой, но и препятствует ее развитию. Я не предлагаю создать роботизированный мир, в котором правит наука. Мир, в котором мне хотелось бы жить, это мир, где сила убеждений человека пропорциональна силе доказательств. Это мир, где можно не спешить с ответом, если его не знаешь, и где сомнение в утверждениях других не воспринимается как оскорбление.