Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие. Опыт, пережитый гостем этого выпуска программы, - драматичен и одновременно... светел, ибо в корне поменял его жизнь, стремительно несущуюся под откос, повернул ко Христу. Как и почему оказался Василий на том свете, что пережил там , как чувство Христовой любви помогло правильно осмыслить жизнь здесь , - его рассказ.
Священник Георгий Максимов : Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодняшний наш гость, скажу сразу, пережил весьма драматичные события в своей жизни, которые и привели его к Богу. В среде людей, далеких от веры, есть такая поговорка: «С того света никто не возвращался». Произносится она с тем подтекстом, что будто бы никто не знает, что нас ждет после смерти. Однако история нашего гостя эту поговорку опровергает. Но прежде чем переходить к разговору о его смерти и возвращении, поговорим немного о предыстории. Василий, не ошибусь ли я, если предположу, что вы выросли, как и многие из нашего поколения, в неверующей среде и с верой были незнакомы?
: Да. Родился я и вырос при другой эпохе. А после армии - для меня это было в 1989-м - возникла совершенно другая парадигма. Советский Союз рассыпался. Приходилось как-то добывать себе пропитание. Молодая семья, ребенок родился. После армии я поработал немножко на заводе, а потом попал в охранное агентство - ЧОП. Сейчас это, конечно, немножко другая структура, но тогда это были охранники, а ночью бандиты, которые выколачивали долги. Много плохого я совершил. Много ужасных поступков. Крови нет на моих руках, но всего остального хватает. Поэтому мне до сих пор стыдно, хотя я каялся. Много народу погибло рядом. Некоторых посадили. Но, так как у меня в тот момент родилась дочь, я решил все-таки уйти с этой дорожки. Потихонечку мне удалось без особых потерь уйти в сторону. Я просто переехал на другое место, обрубил все связи полностью. Пытался как-то строить свою жизнь, но денег не было, и я подрабатывал. Где угодно: торговал, таксовал на своей машине. Познакомился с товарищами на рынке. Тогда это называлось «лохотрон». Проработал три года на рынках Москвы и Подмосковья. Там пристрастился к наркотикам.
Отец Георгий : А как это произошло? Вы ведь были уже взрослым человеком и наверняка слышали, что это опасно.
Героин - очень цепкий демон. Он берет человека в свои объятия и уже не выпускает. Достаточно двух раз
: Я тогда поругался со своей женой, жил один в коммуналке, там у меня собиралась большая компания наркоманов. Я смотрел на их довольные физиономии, когда они кололись и говорили: «Тебе это не надо». Это больше походило на: «Только не кидай меня в терновый куст». И вот захотелось попробовать. Сначала было страшно. Понюхал - особого эффекта не дало. Потом укололся раз, два, три... И всё. Достаточно, я думаю, двух раз. Героин - очень цепкий демон. Он берет человека в свои объятия и уже не выпускает его. Сколько народу ни лечилось, пыталось как-то уйти, слезть с этой темы - удавалось единицам. Я знаю только одну девочку, которой удалось это, но и то ценой больших усилий, и по женской части у нее фиаско. То есть не родит уже. Ну а остальные умирали. Причем люди испытывали клиническую смерть от передозировки и потом шли за новой дозой.
Помню случай с моим товарищем. Мы сидели на кухне: я, он и его девушка. Укололись - он упал. Стало плохо ему, вызвали «Скорую». Те быстро приехали. Выволокли его на лестничную площадку. Там вскрыли грудину и делали прямой массаж сердца... Это зрелище не для слабонервных, скажу я вам. Откачали. И всё равно это ничего ему не дало, и буквально через два месяца он ушел от нас из-за передоза. Страшные вещи. Я сидел где-то год. Это сравнительно мало. Людей по-разному это добивает. Некоторые 10, 15 лет живут на героине - не знаю, почему так долго. Но обычно наркоман живет 5-6 лет максимум.
Отец Георгий : Ваша собственная смерть тоже произошла из-за передозировки?
: Не совсем. Тогда бытовало такое мнение: можно пить водку, и через алкоголь удастся слезть с героина. Но, как оказалось, это не так на самом деле. Были майские праздники, и вот с той целью я пил и пил. Чтобы с героина слезть. Но не помогло. Я не выдержал, и 11 мая мы с друзьями укололись в подъезде. Дело было вечером, после 22 часов. А водка и героин - это смерть сразу. Я не знаю, что там на что влияет, но это сразу практически. И я еще был под парами алкоголя. Помню темноту. Как бы схлопывается сознание. Глаза закрываются, и колокольчики звенят в ушах.
Отец Георгий : То есть у вас наступила клиническая смерть?
: Это самый момент смерти. Никакой боли не чувствовал. У меня мягко, спокойно глаза закрылись, и я упал вниз, скатился к мусоропроводу. Там и остался. Помню только, как буквально через мгновение видел - как будто из-под воды и в замедленном движении - как девушка, одна из нас, бежит, стучит по квартирам, чтобы открыли позвонить в «Скорую» - мобильных телефонов тогда еще не было. Товарищ мой, который был рядом, Сергей, пытается делать мне искусственное дыхание. Но, наверное, не очень-то и умел. Дальше помню, что я уже лежу перед подъездом. Приехала «Скорая». Лежит тело. Вижу свое тело со стороны. Что-то они там делают. А мне уже как-то это стало без разницы. Совершенно неинтересно. Начало тянуть как-то вправо и вверх. Всё ускоряясь. И неприятный звук такой, гул. Завертело и понесло вверх по большой такой трубе. Мысль моя при этом не прекращалась ни на секунду.
Отец Георгий : Понимание того, что наступила смерть , не испугало?
: А поначалу у меня не было этого понимания. Оно пришло позже. Меня стало всё быстрее и быстрее тянуть. Потом такие полупрозрачные стены, туннель, полет всё ускоряющийся. Вокруг какие-то картины, можно сравнить со звездными снимками телескопа Хаббл. И впереди яркий свет. Ярчайший. Это сродни с аттракционом в аквапарке, когда ты по спирали вниз летишь, спускаешься и падаешь в бассейн с теплой водой. И такой аккорд какой-то неземной музыки, что ли. Вот тогда я посмотрел на себя. Только тогда пришло осознание того, что я умер. Никакого сожаления при этом не было. Я чувствовал радость, покой, наслаждение. Я мог посмотреть, где я. Видел, как лежит мое тело в машине «Скорой помощи». Но мне до него как-то... совершенно безразлично. Без презрения какого-то, без ненависти, просто...
Отец Георгий : Как уже нечто чужое?
Я сразу понял, что это Он. А Он - как отец родной. Со мной так никогда никто не разговаривал
: Да. Вот как мимо идешь - лежит камень на улице. Ну, лежит и лежит. После этого меня потянуло вверх, знаете, как будто теплой ладонью вверх стало приподнимать. Я ощущал прямо волны счастья и абсолютнейшего спокойствия. Абсолютной защиты. Всё вокруг пропитано любовью - такой силы, что и непонятно, с чем сравнить. Меня тянуло как будто сквозь какие-то облака. Как самолет взлетает. Всё выше и выше. И передо мной возникла фигура в ослепительном сиянии. Она была в длинном одеянии, в хитоне. Знаете, я ведь до того времени ни разу Библию не открывал и никогда никаких мыслей о Боге, о Христе у меня не было. Но вот тогда я сразу всеми фибрами души понял, что это Он. А Он - как отец родной. Он встретил меня, блудного сына , с любовью, какой не увидишь на Земле. Со мной так никогда никто не разговаривал. Он не укорял, не убеждал, не ругал. Он просто показывал мою жизнь. Мы общались мыслями, и каждое слово Его воспринималось как закон. Без всяких сомнений. Он говорил тихо и ласково, а я всё больше убеждался в том, что был чудовищно неправ не только к себе, но и к родным, да и вообще ко всем. Я плакал, рыдал, сердце мое, разрываясь, очищалось, постепенно мне становилось легче.
Знаете, мне такое сравнение запало в голову: когда горшечник делает какой-то горшок, и вот глиняная заготовка у него упала - и он ее начинает руками выправлять... Точно как горшечник, Он правил мою душу. Она была грязная такая... Так вот, Он прокрутил мою жизнь, как картину, перед моими глазами.
Это известно, что так происходит, я потом читал это у того же Моуди или у других, кто пережил подобное. Здесь ничего нового. Я не придумываю, не вру. Врут, наверное, для достижения какой-то цели. Я же просто хочу рассказать о том, что видел, чтобы люди услышали. Я уже привык к тому, что мне многие не верят и иногда крутят пальцем у виска.
Так вот. Он мог остановить в любом месте жизнь. Это как кинокартина какая-то. Но, что самое интересное, я мог в любом месте зайти посмотреть на себя. Почувствовать ситуацию с точки зрения каждого из окружавших меня людей.
Отец Георгий : Понять, как они это воспринимали?
Еще в детские годы я мечтал стать летчиком. В то время я много общался со своим дядей. Он был заместителем командующего Московским военным округом по радиолокационной борьбе. Вся его жизнь была связана с авиацией, и он, хотя сам не летал, много мне рассказывал о полётах. Я приезжал к нему в гости в город Кубинку Московской области. Вместе мы посещали авиационные выставки, музеи, по его совету я прочитал много интересных книг по авиации. Так, уже с 5-6 класса я мечтал о полетах. И мечта моя исполнилась. После школы я поступил в Челябинское военное авиационное училище, учился на штурмана.
Уже с 20 лет в моей жизни начались полеты, конечно же, связанные с риском и трудностями. Моя мама переживала за меня и посоветовала креститься в церкви, сказав, что это будет для меня защитой и помощью. В то время я считал, что веровать в Бога - это достаточно скучно, бесперспективно и неинтересно, что это не приносит человеку никакой радости, удовлетворения. Что-то хмурое и темное представлялось мне, когда говорили о вере в Бога. Но все-таки я пошел и крестился в православной церкви.
Раньше в нашей семье единственным верующим человеком была моя прабабушка. Она всегда молилась за всех нас. Мама не отвергала Бога, но и в церковь не ходила. Однажды у нее появилось сильное желание почитать Новый Завет. Она взялась за чтение, но вскоре оказалось, что мама ничего не поняла из прочитанного. Дома она обратила внимание на Новый Завет с надписью: «Валерию (моему отцу) от Ивана». Она спросила папу, кто такой Иван. Он объяснил, что это верующий человек, который работает вместе с ним. Мама сказала, что очень хотела бы поговорить с ним. Вскоре эта встреча и разговор состоялись. Иван Иванович оказался священнослужителем церкви христиан веры евангельской. После разговора с ним моя мама уверовала в Бога.
Она стала все чаще по телефону и в письмах говорить мне о Господе, о Его любви ко всем людям. Стала рассказывать о том, что, уверовав, она как бы воскресла из мертвых, что ее душа наполнилась радостью, счастьем, любовью. Я с интересом слушал ее, потому что все это никак не вязалось с моим представлением о вере в Бога.
Примерно в это же время мой друг, когда-то прочитавший Новый Завет и кое-что уяснивший для себя, будучи сам неверующим человеком, почему-то стал рассказывать мне о том, что является пред Богом грехом. Я этого не знал. Его рассказы также затрагивали мое сердце.
Однажды мой друг попал (отчасти по моей вине) в неприятную историю. Его должны были отчислить из училища. Чувствуя свою вину и бессилие в сложившейся ситуации, я решил обратиться за помощью к Богу. Я дал Господу обещание, что если Он поможет и моего друга оставят в училище, то я целый месяц не буду курить и буду молиться. Моего друга не отчислили, про него даже как будто все забыли. Я же сдержал свое обещание. Это событие произвело во мне сильнейшее переживание и было для меня мощным знамением того, что Бог существует, что Он услышал меня и помог в этой безвыходной ситуации.
Вскоре я приехал домой в отпуск. Моя мама пригласила меня в церковь на богослужение. Я, нисколько не сомневаясь, пошел. Этот период моей жизни был достаточно успешным. У меня не было никаких скорбей. В этот год я стал мастером спорта по авиационному многоборью, чемпионом страны среди высших военных учебных заведений. Конечно же, меня переполняла гордость от совершенных побед. Находясь на богослужении, я нормально воспринял все, о чем там говорилось. У меня даже было такое ощущение, что вокруг меня все какое-то близкое, родное, хотя я был там впервые и никого из собравшихся людей не знал. В тот момент никакого решения о служении Богу я принимать не стал, довольствуясь тем, что имел, просто послушал проповедников и немного вместе со всеми помолился.
Но через несколько дней после этого богослужения, меня коснулись слова мамы, обращенные ко мне. Она говорила о справедливости. Что если человек поступает хорошо, то в конце жизни он должен оказаться там, где будет хорошо. А если человек поступает плохо, совершает греховные поступки, живет только для себя, по справедливости он должен понести наказание за свою жизнь. Она обратилась ко мне и спросила: «А ты ведь знаешь, что ты грешный?» Конечно же, я знал об этом! Даже ребенок 12-14 лет подсознательно уже понимает, что он грешный. Я понял, что мне надо покаяться пред Богом в своих грехах. Тогда мне пришла на ум лукавая мысль, что я покаюсь на всякий случай, ну мало ли, что может со мной случиться. А я тем самым «зарезервирую» себе место там, у Бога. А пока и для себя можно немножко пожить. Я не чувствовал себя сильно плохим, но в то же время понимал, что наказывать меня все же есть за что. И вот с такими мыслями я пришел в церковь на богослужение и там покаялся. Но, к моему удивлению, после молитвы покаяния в моей жизни стали происходить перемены. У меня появилось отвращение к алкоголю. Я уже не мог курить, так как после курения у меня стала сильно болеть голова. До этого я несколько раз пытался бросить, но у меня ничего не получалось. Еще одним чудом было то, что я уже не мог нецензурно выражаться. У меня было такое ощущение, что мне поставили фильтр и скверные слова стали противны моему естеству. Все это для меня было очень сильным знамением от Господа. Раньше я думал, что люди для того, чтобы угодить Богу, неимоверной силой воли сдерживают себя, делая это из-за страха наказания или чего-то подобного. Тогда я понял, что Бог дает человеку силу, помогает ему, освобождает от порочных желаний. Это был переворот в моем сознании, в восприятии Бога. И я уверовал искренне, глубоко. Только через год я принял водное крещение, став членом церкви. Это событие отодвинулось на год потому, что я еще учился в военном училище, и моя жизнь была связана с оружием. После окончания училища я некоторое время все же служил в Московском военном округе в Воронеже. После того, как полк официально вошел в состав миротворческих сил для совершения боевых действий, я написал рапорт об увольнении. Боялся, что может быть такая ситуация, где мне придется применять оружие, что противоречит учению Иисуса Христа.
Несколько позже я женился на верующей девушке, сейчас у нас семеро детей.
17 лет прошло с того времени, как я отдал свою жизнь в руки Божьи, и я ни на одно мгновение не пожалел, что совершил это. Вижу огромную Божью милость надо мной. Хотя и есть трудности, но Господь никогда не оставляет без Своей помощи.
Отец Михаил, была ли ваша семья с самого начала православной, и были ли вы с детства верующим и крещеным?
Я не был с детства ни крещеным, ни верующим. Семья не была православной, но в доме, в котором я вырос, к Православию все относились доброжелательно. Помню, как на Пасху пекли куличи и красили яйца, но никто их не освящал. Бабушка иногда ходила в храм со своими подругами, но это бывало довольно редко – может быть, раз в год или еще реже. Бабушка родилась в 1912 году в верующей семье, но после 1917 года все, кроме ее мамы, ушли из церкви. Она всегда с теплым чувством вспоминала, как готовились к праздникам, как ходили в храм, но эти воспоминания больше касались внешней стороны дела.
Когда же вы крестились, пришли к вере?
Крестился я в 21 год, а впервые назвал себя верующим в 20 лет. Это было на втором году моей службы в армии.
Некоторые считают, что армия не способствует пробуждению веры в человеке.
Ну почему? Среди моих знакомых священников многие пришли к вере именно в армии. Не знаю, как это происходило у других, а у меня бывали ситуации, когда своих сил не хватало, помощи ждать было неоткуда… и вот она, эта помощь! Таких моментов было достаточно много, и не без их влияния постепенно изменилось и общее отношение к жизни.
Сразу ли вы пришли от веры именно к православию?
Вернулся я из армии с верой в Бога, но еще не православным христианином. При том, я с детства боялся заходить в действующие храмы. Однажды, лет в 12, в городе Курске во время всенощной я зашел в храм преподобного Сергия. Это был тот самый храм, который построили родители преподобного Серафима Саровского, и с колокольни которого он упал, будучи маленьким мальчиком, но остался невредимым. Я постоял внутри у самого входа две-три минуты, не больше… И не то, чтобы почувствовал себя лишним, нет – но я увидел и ощутил перед собою другой мир, к которому сам не принадлежал.
Потом, после возвращения из армии, появился новый интерес к Церкви и вообще ко всему, что связано с верой, но по-прежнему оставался какой-то трепет перед тем, чтобы переступить порог храма. Мне помогла его преодолеть одна моя знакомая, Светлана Степановна. Она, зная мою любовь к музыке, пригласила меня на Литургию, предложив послушать хороший хор. Это был знаменитый тогда хор храма Всех Скорбящих радости на Большой Ордынке. И вот, в конце января 1989 года, в неделю о Мытаре и Фарисее, я впервые пришел на Литургию. Храм был полон людьми. Мы поздоровались со Светланой Степановной, а затем толпа нас разделила. Хор был хорош, но я был избалованным слушателем, и не могу сказать, чтобы пение меня потрясло или очаровало. Через полчаса казалось, что все я уже услышал, и можно было бы возвращаться домой. Но было бы нехорошо уйти, не попрощавшись, и поэтому пришлось остаться в храме до конца службы. И в это время постепенно пришло какое-то другое ощущение всего, что происходит вокруг. Я почувствовал, что в храме присутствует Нечто, чего больше я нигде не встречал, и понял, что приду туда снова.
И после этого вы решили креститься? Мне уже приходила мысль о крещении, а прежде нее – об исповеди. Но я откладывал ее исполнение. И тогда, после той первой службы, я действительно вновь пришел в храм, и потом еще, и еще… Но Православие мне еще представлялось лишь одним из возможных вариантов некой «религии вообще».
Я стал читать о религии все, что попадалось в руки. Помню, что тогда была прочитана книга В. Соловьева о Магомете, но она не помогла мне стать мусульманином. Уже начинали распространяться разные протестантские книжки. Поначалу я их тоже просматривал, но они совершенно не привлекали, – вот в них-то не было того ощущения присутствия Чего-то высшего, которое привлекло меня в Православии. Несколько раз я присутствовал на мессе в костеле св. Людовика на Лубянке, но потом снова шел в православный храм. Была прочитана детская Библия, а затем – первые три Евангелия, Деяния и несколько глав из Бытия. Мысль о крещении приходила все чаще и чаще, но я все никак не решался. Я понимал, что это очень серьезный, ответственный шаг, что он должен повлечь за собой перемены и внутри, и вовне, в самом образе жизни, а многое во мне противилось этим переменам. Казалось, что времени еще впереди много – целая жизнь, что все решения можно будет принять завтра или послезавтра, а пока пусть все остается, как есть.
И вот меня познакомили со священником. Это и подтолкнуло меня к тому, чтобы креститься. У меня уже было много вопросов о вере, которые я ему и задал. А затем, в конце той первой встречи, уже он стал задавать мне вопросы. Помню, как он спросил меня: «Считаешь ли ты Христа Богом?» Сам себя я об этом в такой форме не спрашивал, я старательно этот вопрос обходил. Я вырос среди людей рационального склада ума. Поэтому всегда хотелось разложить все по полочкам, хотелось во всем ясности, а здесь тайна, которую никаким языком нельзя выразить, никаким умом нельзя объять. Но теперь нужно было что-то ответить, и я понял, что если отвечать честно, то я могу ответить только «да», – нравится мне это, или не нравится, хочу я этого, или не хочу. И я сказал «да». И это «да» многое перевернуло в моей жизни, и в тот самый момент я почувствовал, что теперь многое будет иначе. Потом отец Андрей сказал: «Бог хочет, чтобы ты крестился». Это было сказано так просто, без всякой претензии, без всякой позы, без всякой рисовки! И я ответил: «Ну, если так, то кто я, чтобы противится Богу!» Это было в июле, а крещение совершилось 16 ноября. К тому времени я уже ходил в храм постоянно, и продолжал это делать после крещения.
И вы стали прихожанином в…
В храме Всех Скорбящих Радости на Большой Ордынке. Это продолжалось около двух лет. Потом, в 1991 году, открылся храм Святителя Николая в Пыжах. Первое всенощное бдение состоялось в праздник святых апостолов Петра и Павла, и в этот день впервые настоятель пригласил меня в алтарь. Среди прихожан были двое молодых людей, которые дольше меня были в церкви – они и алтарничали, а я вначале только смотрел, что и как они делают. Один из них уже окончил 1-й класс семинарии, сейчас он священник в том же храме – отец Валерий Гурин. Другой – Денис – только поступил в семинарию. Но когда начался учебный год, они оба уехали в Сергиев Посад, и приезжали только по выходным, а на буднях я оставался один.
Вы в это время учились в медучилище?
Нет, медучилище я окончил до армии. В том же году, когда я пришел в храм, я поступил на медико-биологический факультет 2-го медицинского института и, успешно окончив один курс за два года, я, наконец, понял, что учусь не там. И когда мне представилась возможность стать алтарником во вновь открытом храме, я без всякого сожаления ушел из медицинского института с тем, чтобы потом поступать в семинарию. Но в следующем году был создан Свято-Тихоновский институт, и я поступил в него, чтобы параллельно с учебой оставаться алтарником.
Как отнеслись к вашему воцерковлению родители, знакомые, друзья, в институте?
В медицинском институте отнеслись хорошо. Я не афишировал свою церковность, но и не пытался ее скрывать. Отношение других к моей вере никогда не вызывало проблем – может быть, потому, что меня не особенно беспокоило, кто и как к ней относится. Дома отношение к Церкви изначально было доброе, и мой приход в Церковь не привел к каким-то конфликтам в семье. Но зато возникали вопросы: Не слишком ли много в Церкви постов? И так ли нужно их все соблюдать? Зачем так часто ходить в храм? Справедливо ли оказывать такое предпочтение Православию перед другими религиями? Был и еще один вопрос, – мне никто не задавал его прямо, но он угадывался, – что это за новый «авторитет», отец Андрей, который меня крестил?
И как вы поступали в этой ситуации?
По-разному. Иногда раздражался. И жалею об этом. Но в любом случае, даже если вас дома не понимают и не одобряют, нужно продолжать ходить в храм, отстаивать свою веру. Как бы родители ни относились к выбору своего ребенка, хотя бы и взрослого, он все равно остается для них самым дорогим человеком. Они вас рано или поздно поймут. И если даже не согласятся с вами, то им все равно ничего не останется сделать, кроме как смириться.
Не было ли в семье разочарования в том, что вы должны были стать врачом, медиком, а теперь идете по церковной стезе?
Большого разочарования не было, потому что идея поступления на медико-биологический факультет с самого начала не очень нравилась моей маме. Она, правда, не обрадовалась, когда я оттуда ушел. Но когда я поступил в Свято-Тихоновский институт, ее это вполне устроило.
Думали ли Вы о священном сане, становясь алтарником?
Я не думал заранее о священном сане, – просто нравилось алтарничать. Чувствовал себя на своем месте, и этого было достаточно. Да и духовное образование мне тогда было интересно само по себе. Но со временем появились и мысли о служении Церкви в священном сане. Рукоположения в диаконы я не искал, – это было предложение отца Александра, моего настоятеля, поскольку храму был нужен диакон. А уже потом созрело желание стать священником.
Были ли встречи или поступки других людей, которые вам запомнились тем, что в них светится вера Христова?
Таких встреч было много. Одним из первых таких людей стал иеромонах – ныне архимандрит – Андрей (Крехов). Он тогда восстанавливал храм в Рязанской епархии, и примерно раз в месяц приезжал в Москву по делам. Здесь он жил при храме Покрова на Лыщиковой горе, а я приходил туда и мучил его своими вопросами. До сих пор удивляюсь его терпению. Но с его стороны это была большая помощь. Не знаю, что бы я без него делал. По крайней мере, все бы происходило тяжелее и дольше.
С благодарностью вспоминаю свое пребывание в Пыжах. Там было много интересных встреч. Отец Александр Шаргунов, настоятель храма, это человек, влияние которого мне трудно переоценить. К тому времени, когда храм открылся, он уже лет пятнадцать был в священническом сане, прошел через все трудности, пережитые Церковью в 70-е – 80-е годы. В Пыжах с самого начала всегда звучала проповедь, – проповедь серьезная, на серьезные темы.
Для вас православие – это больше плач о грехах и отдаленности от Бога, или радость о Господе воскресшем?
В духовной жизни бывают минуты великой радости, но бывают моменты, когда надо просто трудиться – и всё, не ожидая, что именно сейчас начнутся всплески духовных чувств. Да, бывало то состояние, когда не знаешь уже, на земле ты, или на небе. Но было и другое, когда ясно, что ты на земле, и что нужно идти по ней дальше.
А что поменялось и поменялось ли что-то в отношении к миру с принятием сначала диаконского сана, а потом священнического?
Отношение к миру поменялось не столько в связи с принятием сана, сколько с приходом в Церковь. Прежде всего, стало ясно, куда вообще нужно идти. Куда, зачем и отчасти – как. Хотя «как?» – это вопрос наиболее трудный, потому что ответ на него не лежит на поверхности. В древности мореплаватели пересекали океан, ориентируясь по восходящему солнцу. Но восток в христианстве – это символ Христа и той новой жизни, которую мы получаем от Него еще здесь, на земле. В одном богослужебном тексте говорится, что Христос пришел «к темному западу – естеству нашему», то есть к нашей падшей природе, поврежденной грехом. Так вот, главное, что изменилось, – появилась возможность двигаться с запада на восток.
Многие люди имеют всё. однако имеют при этом печаль, потому что им не хватает Христа.
Старец Паисий Святогорец
Я не верила в Бога
Эти слова старца Паисия в полной мере относились и ко мне. Всю жизнь, прожитую до клинической смерти, которую я перенесла в 40 лет, можно просто перечеркнуть. Было все: обеспеченная семья, муж, дочь; но в душе было пусто. Впоследствии я осознала причину заполнявшей меня пустоты - я не верила в Бога. Блаженны те, кто не видя, уверовали. Я уверовала как Фома, увидев все собственными глазами после своей смерти.
До своего обращения я не была атеисткой, наоборот, хотела узнать что-то о Боге, читала брошюры о Христе, распространяемые иеговистами, в течение полугода занималась с женщиной-иеговисткой, которая приходила ко мне домой. Вскоре я серьезно заболела, и наши занятия закончились. После болезни я какое-то время чувствовала себя довольно хорошо, но внезапно произошло событие, которое совершенно изменило мое мировоззрение и всю последующую жизнь. Накануне своего сорокалетия я почувствовала себя нездоровой; со мной случился приступ, после которого я была доставлена в больницу.
Врачи, неправильно поставившие диагноз, осложнили течение болезни, после чего я начала умирать от тотального некроза поджелудочной железы. Тогда же я впервые испытала сильное желание исповедоваться и причаститься Святых Христовых Тайн. И стоило мне об этом подумать, как буквально через полчаса ко мне в палату вошел священник, Я была удивлена, что мое желание так скоро исполнилось. Как выяснилось позже, именно в этот день мама вместе с моей подругой решили навестить меня. Они вышли на улицу, чтобы поймать машину, и увидели во дворе мужчину, который садился в автомобиль. Мама попросила его подвезти их и по дороге рассказала, что у нее умирает дочь. Водитель оказался верующим человеком (позже он пошел учиться в духовную семинарию и стал священником).
Он не взял денег за проезд и предложил попросить батюшку из больничного храма исповедовать и причастить меня. И так все совпало, что священник как раз отслужил Литургию, был свободен и согласился зайти ко мне. Так перед клинической смертью состоялись моя первая исповедь и первое Причастие.
После Причастия на некоторое время я почувствовала облегчение, а потом потеряла сознание и ощутила себя в воздухе, смотрящей вниз на собственное окровавленное тело. Оно лежало на операционном столе, и хирург огромными небрежными стежками зашивал его, готовя в морг. Неожиданно я услышала грозный голос: «Ну что, поверила в Бога?" Ужас пробрал меня до костей, а я поняла, что нахожусь ужe на «том свете». Этот миг я запомнила на всю жизнь.
Именно тогда я осознала, что все, что я читала о загробной жизни - правда. Но трагедия заключалась в том, что вернуться обратно и рассказать своим близким о том, что я видела - уже невозможно.
Однажды умерев, уже нельзя покаяться
В это же время я поняла, что со мной разговаривает мой Ангел Хранитель и что общение наше происходит без слов. Я его не вижу, лишь слышу голос и мгновенно получаю ответ на любой вопрос. Он сказал мне, что я умерла, и дороги назад нет. Однако через некоторое время я почувствовала, что меня со страшной скоростью везут куда-то на каталке. Потом я поняла, что мое тело подсоединили к какому-то аппарату. Все это время я слышала голоса людей, находившихся рядом. Так и мы думаем об умершем человеке, что это лишь тело, а на самом деле он слышит, как констатируют его смерть, видит все, что происходит вокруг. Вообще весь пережитый мною опыт смерти - все было удивительно и страшно. Страшно оттого что, однажды умерев, покаяться, отмолиться и привести близких: к покаянию мы уже не можем, а удивительно то, что есть вечная жизнь, есть Бог... Вот такое необыкновенное двоякое чувство.
Тогда передо мной пронеслась вся моя жизнь. Почему-то мгновенно проснулась совесть. Как быстро сменяющие друг друга кадры, я видела все свои дурные поступки, за которые не принесла покаяния. И самое удивительное, что, видя все это, я начала молиться. Потом узнала, что молилась я словами Иисусовой молитвы. И молилась с таким отчаянием, с такой надеждой на милосердие Божие. что сама удивилась тому, откуда мне все это известно. Но когда я произносила: «Господи, помилуй!» (а это был настоящий крик души!), через какой-то промежуток времени слышала ответ: «Нет». Так продолжалось три раза: мольба о спасении и отрицательный ответ... Это мой Ангел Хранитель просил обо мне Господа, но Его разговор с Богом я не слышала, мне сообщался только результат: «Нет, Бог тебя пока не милует». Но все же у меня в душе почему-то оставалась надежда.
А потом я начала летать на огромной скорости по каким-то трубам. Казалось, это мое состояние длилось целую вечность. Как потом выяснилось, меня повезли в Институт Хирургии РАМН. Муж приехал за мной на машине. К тому времени было зафиксировано пять минут смерти. В машине «Скорой помощи» сердце, почки, легкие функционировали только за счет аппаратов интенсивной терапии.
Когда муж перевозил меня. Ангел Хранитель сказал: «Я не знаю, куда тебя везут, это не запланировано» . Со мной произошло что-то непредвиденное. Я полетела куда-то по трубе, но при этом постоянно чувствовала рядом с собой присутствие Ангела. Я его не видела, но пребывала с ним в общении. Вдруг мы оказались в длинном, как будто ярко освещенном зале, в глубине которого на троне сидел удивительной красоты Мужчина тридцати-тридцати трех лет. Я подумала, что никогда раньше на Земле я не видела человека такой красоты. В Его глазах были мудрость и покой. Взгляд был очень добрым, полным любви и милосердия. «Неужели это Бог? - пронеслось у меня в голове. - Какое счастье видеть Его! И какое несчастье, что я не могу вернуться сейчас на Землю и рассказать близким, что Он есть!"» Эти мысли, словно молния, пронзили меня. Неожиданно я поняла, что все, чем я жила до этого момента - абсолютно все было неправильно! Но главное - Он есть! Осознав это, я почувствовала, что снова лечу вниз. Ведь меня не простили, значит, я лечу в ад.
Ужас охватил меня. Когда я очутилась в более темном пространстве, я снова услышала голос своего Ангела Хранителя: «Дальше мне нельзя. Там плохие ангелы. Держись, Таня. держись!». Отчаяния, которое охватило меня, я не испытывала больше никогда в своей жизни. Не дай Бог никому очутиться там, где побывала я! Господи, помилуй нас всех! Мне казалось, что я сжалась в комок и осталась совсем одна. Я не могла ни управлять собой, ни предпринять хоть какое-то волевое усилие, чтобы что-то изменить. Через некоторое время я как мешок упала на пол какого-то помещения и увидела перед собой человека. «Ну, здравствуй, здравствуй» , - сказал он. И тут я окончательно поняла, что нахожусь в аду, что передо мной - сатана, и я - в полной его власти. Слава Богу, это продолжалось недолго. Вскоре меня как тряпичную куклу «выдернули» оттуда. Невозможно передать словами, какое облегчение и радость я испытала тогда! Оказывается, мне были лишь показаны рай и ад, и, возможно, частично Суд.
Тогда же я услышала от Ангела: «Ты хочешь спастись?». И ответила: «Конечно, я хочу спастись!». «Тогда иди в монастырь». После этих слов я вся внутренне сжалась и как будто даже начала оправдываться: «У меня ведь есть муж, дочь, которую надо воспитывать...». Не правда ли, странно? Человек уже побывал в аду, где испытал чувство ужаса и отчаяния, и продолжает настаивать на своем?! Мне повторили еще раз: «Иди в монастырь». Я пересилила себя и согласилась. Но мое согласие не было принято. И я поняла, что это произошло из-за того, что я согласилась по принуждению. Мой ответ не был свободным. Господь дарует каждому человеку свободу воли. Возможно, это один из самых больших даров из всех тех, которые мы от Него получаем. Он не хочет, чтобы мы спасались по принуждению. И через паузу я услышала: «Тогда езди по монастырям, по Золотому Кольцу». «И меня отпустят?» - спросила я. «Да, но через пять лет ты снова придешь в больницу и будешь ждать». Ровно через пять лет я действительно оказалась в больнице и ждала, словно приговора, решения докторов.
Жизнь после смерти
Когда я пришла в себя после реанимации, первое, что услышали от меня окружающие, было: «Бог есть». Эти слова были сказаны слабым голосом, но все знали, что я вернулась с «того света». Санитарки перекрестились, а врачи не поверили - они были атеистами.
После моего возвращения я полгода лежала в Центре хирургии (РНЦХ им. В.В. Петровского РАМН). В то время там открылся храм во имя св. Великомученика и Целителя Пантелеймона. Он был расположен в том же здании на первом этаже, и я могла посещать все богослужения. После улучшения состояния вдруг резко наступил кризис: начались страшные боли и мне откачивали черную жидкость через трубочку, которую я глотала.
Пришло время Великого поста. Посовещавшись, врачи решили «посадить» меня на пятнадцатидневную голодную диету и ежедневно через капельницу вливать огромное количество лекарств, чтобы поддерживать жизнедеятельность организма и выводить токсины. Температура держалась стабильно на отметке 38 градусов, а состояние было настолько тяжелым, что я не знала, куда себя деть. Молитвы давались с большим трудом. Единственной молитвой, которую я произносила утром и вечером, была «Отче наш», но и она казалась мне бесконечно длинной. Когда я была еще в реанимации, попросила близких принести мне иконы Спасителя, Божией Матери, св. Пантелеймона и молитвослов. Я старалась читать его, но зрение настолько ослабло, что это было очень сложно, но тогда я уже знала, что обращение к Богу - это мое спасение, моя надежда. Впервые в жизни на службах Великого поста я ощутила благодать и спокойствие. Я много плакала, молилась, сидя на скамеечке в храме, просила Господа исцелить меня снова.
Приближалась Страстная Седмица и пятнадцатый день моей «голодовки». Профессор-хирург, который меня оперировал предупредил, что наступило неожиданное осложнение, и на следующий день мне в операционной будут шприцами из живота откачивать жидкость, скопившуюся во внутренних тканях. Я уже знала, что это довольно опасно, да и сама процедура не из приятных. Утром мне сделали УЗИ внутренних органов, и диагноз полностью подтвердился. Во второй половине дня я спустилась в храм на службу. Молила Господа. Богородицу и св. Великомученика и Целителя Пантелеймона облегчить мою участь, честно сказать, уже не надеясь на исцеление. Вечером чувствовала себя плохо, у меня поднялась температура. Окончательно измучившись, я еле уснула.
На двенадцать часов следующего дня была назначена процедура. К этому часу меня пригласили в перевязочную. Профессор решил еще раз вызвать специалиста по УЗИ, чтобы точно знать расположение пораженных участков. Пришла та же врач, которая делала мне предыдущее УЗИ переносным аппаратом. Через минуту она приступила к осмотру, и с удивлением констатировала, что все чисто, «ничего нет»!!! В этот момент я почувствовала, что мне стало необыкновенно легко и что я здорова. Хирург озадаченно посмотрел на меня, облегченно вздохнул и отправил обратно в палату. Я вернулась и решила измерить температуру. Градусник показал 36.6. Это было настоящее чудо в Страстную Седмицу! Я уверена, что это святой Великомученик Пантелеймон молился за меня. Вообще надо сказать, что и сам его больничный храм чудесен. Там полностью обновилась темная икона святых Зосимы, Савватия и Германа! Больные приходят туда перед сложнейшими операциями, чтобы помолиться, исповедаться и причаститься Святых Христовых Тайн.
Долгие месяцы своего пребывания в больнице я жила лишь воспоминаниями о том, что со мной произошло. Это переживание и до сих пор остается самым сильным в моей жизни. Теперь все изменилось, но, конечно, прежде была очень серьезная внутренняя борьба. У меня языковое образование, и я хотела идти работать переводчиком. Потом я окончила богословские курсы и начала преподавать в воскресной школе. А затем Промыслом Божиим попала в СИЗО №5 к малолетним правонарушителям. И там я поняла, что те люди, которых, так же, как в Евангельские времена, исцелил и спас Сам Господь, должны служить Ему, Это надо понимать и не малодушествовать, несмотря на то, что темные силы всегда будут препятствовать такому служению.
Сейчас я рассказываю несовершеннолетним преступникам о Боге и испытываю от этого огромное удовлетворение. Они меня ждут. И самое интересное, что я их хорошо понимаю. Я пережила смерть, чувство богооставленности, воскресла и снова занялась не тем, чем надо (не проповедью), и поэтому очень хорошо знаю, что переживают эти люди. Совершив преступление и попав за решетку, все они находятся в замкнутом пространстве. В таких условиях совесть человека раскрывается. Душа-то ведь у нас христианка, и после того, как мы преступаем заповеди Божий, вдруг очень хорошо начинаем это осознавать.
Примерно три четверти заключенных СИЗО приходят к вере. Мои подопечные просят у меня молитвословы, готовятся к Причастию, читают литературу, смотрят фильмы христианского содержания. Они ждут нас, своих учителей, как глотка свежего воздуха. Видели бы вы их глаза! Какие красивые глаза! Мальчики, которые приходят к вере, очень красивые. Они всегда очень внимательно слушают на занятиях. А те ребята, у которых есть родители, пишут им, что теперь у них все хорошо, теперь они занимаются Законом Божиим и ждут этих уроков.
Какие записки они пишут, какие картины рисуют! Это мы здесь спим, а они веруют по-настоящему. Многие из тех, кто по сорок раз прочитывал акафист, освобождались сразу же, хотя им грозило несколько лет заключения. На суде обвинения рассыпались в прах. Попробуйте объяснить благополучному человеку, что такое грех, что такое покаяние. А там уже все понятно, все пройдено. Совершив грех, человек преступает черту дозволенного - а потом начинает говорить совесть, совершается покаяние. Что же, если не покаяние, приближает нас к Богу! В тяжелых жизненных условиях все становится ясно.
В тюрьме начинаются лишения, унижение. В камерах бьют... Один мальчик мне написал: «Я так благодарен Вам за то, что Вы открыли мне истину о Боге. Меня очень сильно избили в камере, но я молился Николаю Чудотворцу, и у меня все зажило». Когда я выйду, я обязательно начну ходить в Храм и молиться Господу и всем святым, которые заступаются за нас.
Каждый приходит к Богу своим путем. Мне повезло: мой путь начался в семье. Отца и матери в моих детских воспоминаниях почти нет. Они всегда работали – как, наверное, и все родители в советское время. Отец – главный зоотехник (потом – директор совхоза) и мама – председатель профкома: ответственная работа занимала все их время, поэтому мы с сестрой росли с бабушкой и дедушкой. Я помню их настолько четко – как будто они стоят рядом.
Дедушка – военный летчик, после демобилизации – директор школы – невысокого роста, строгий взгляд и вся грудь в орденах. Он воспитывал детей и внуков по-военному, учил отвечать за свои слова и ничего не бояться. Мне до сих пор не хватает его мудрости и доброты…
Бабушка – учитель русского языка и литературы – до конца жизни сохранила королевскую осанку, роскошные волосы и необыкновенную красоту. Ее любили все – и уже седые ученики приходили в гости на чай, присылали открытки со всех республик и краев – тогда еще СССР. А она радовалась, как девчонка, и говорила: «Смотри, Леночка! Это Васенька прислал письмо! Такой хулиган был! Ой, фото! Ну, совсем не изменился! Надо же… уже капитан!» Я смотрела на фото и не могла понять: вот этот пожилой дядька с форме и с суровым взглядом – Васенька, хулиган?! «Бабушка, наверное, шутит», – думала я тогда.
Бабушка всегда верила в Бога. Дедушка – практически атеист… Как бабушка, имея такого мужа и работая в школе, смогла избежать вступления в коммунистическую партию и молиться каждый день – при этом никто ее не выдал даже во времена сталинских репрессий – не знаю, но факт остается фактом… Промысл Божий!
До сих пор стоит перед глазами: иконы, лампадка – и бабушка, тяжело опустившись на колени, что-то тихонько шепчет – и крестится широко, уверенно. А на лице – тихая радость.
Помню, как она рассказывала историю, которая потрясла ее в молодости и привела к вере…
1933 год. Их, трех молоденьких, семнадцатилетних девчонок после педучилища, отправляют по комсомольской путевке в село – «поднимать грамотность», как тогда говорили. Юные, наивные, напичканные атеистической пропагандой, они приехали и сразу решили открыть клуб. Но где? Единственное подходящее здание – церковь, которая тогда пустовала. Робкие протесты местных стариков не остановили отчаянных девчонок – и работа закипела. Закрасили изображения святых, разобрали доски и всё, что было разрушено «богоборцами». Буквально через неделю повесили объявление о том, что вечером в здании «клуба» будут танцы…
Местной молодежи пришло немного, да и те, кто пришел, робко стояли у стен. Еще свежи были в памяти у этих ребят дни, когда в этом храме – тогда величественном, а сейчас изуродованном – проходили службы: горели свечи, сияли радостью глаза, возносились к небу молитвы… а сейчас – здесь – плясать?! И жались робко парни и девушки к стенам. Остатки стыда не пускали их осквернить храм, где молились их предки, где крестили их самих.
И тут одна из приезжих учительниц, в то время лучшая подруга бабушки, властно махнула платочком в сторону гармониста: «А ну давай «Барыню»!» -и с первыми звуками гармони выпорхнула на середину храма.
Как она плясала! Как артистка! Каблучки звонко стучали по плитам, юбка развевалась около стройных ножек, глаза сияли. Юная, красивая, задорная – за ней потянулись и остальные.
В этот момент бабушка всегда начинала плакать и только слегка успокоившись, продолжала: «Слава Богу, я болела. Сидела на лавочке – голова кружилась, и сил не было не то что танцевать – даже ходила с трудом. Так тихонько и ушла домой. Поднялась температура, и я провалялась в горячке несколько дней, а когда пришла в себя, узнала, что подругу мою – ту, которая первая пошла в пляс – парализовало. Врачи ничего не находили, а она рукой не могла двинуть, и лежала она, бедная, так 15 лет, покаялась, пришла к вере и тихо умерла под Пасху… Верю, Господь простил ее».
После этого клуб в церкви закрыли. Бабушка вышла замуж за дедушку, в то время курсанта Качинского летного училища, родила дочку, мое тетю, и полностью погрузилась в семью и работу. Жила, растила детей, молилась. Господь хранил ее и детей во время войны, когда они под бомбежками уезжали в эвакуацию. Ее молитвами хранил и дедушку – 690 боевых вылетов – и ни одного ранения!
Закончилась война, дедушка вернулся домой. Живи и радуйся! Но – неожиданно подкралась болезнь. В больнице живот разрезали и зашили – рак кишечника, 4 стадия. Никакой надежды.
Бабушка рассказывала, как она молилась тогда – она никогда больше так не молилась. На коленях были синяки, голос охрип… и Господь услышал ее! Но не ей, а неверующему дедушке приснилась красивая женщина в темном платке, которая сказала: «По молитвам твоей жены ты излечишься!» И дедушка действительно выздоровел, прожил до 82 лет, удивляя всех (особенно врачей) своей энергией и жизнелюбием, но к вере так и не пришел. Хотя и убежденным атеистом не был. Просто не говорил об этом никогда, сам не молился, но и бабушке не мешал.
Так и жили – два очень разных и бесконечно любящих друг друга человека. Так и ушли – почти вместе, с разницей в полтора года.
Царствие Небесное и светлая память рабам Божиим Анне и Иоанну! Спасибо вам за все!
А меня закружила жизнь… Лихие 90-е. Воистину, выживали как могли. За спиной – политехнический институт и совершенно не нужная, как выяснилось, профессия инженера-технолога прядильного производства. В круговерти выживания вера и Бог казались совершенно не нужными. Хлеб насущный казался более важным, а в храм – только на Пасху, куличи освятить, да на Рождество – и всё. Но при этом искренне считала себя верующей христианкой.
Потом всё наладилось. Я стала работать бухгалтером, закончила курсы программистов, получила второе высшее, уже экономическое образование, пошла на повышение – стала главбухом. Подрастал сын. Умный, красивый мальчик, совершенно беспроблемный ребенок, мамин сынок. Родилась дочка…
Клайв Стейплз Льюис сказал когда-то мудрую фразу:
«Бог обращается к человеку шепотом любви, а если он не услышан - то голосом совести; если человек не слышит и голоса совести, Бог обращается к нему через рупор страданий»
Голоса любви мы обычно не слышим, считаем, что достойны и большего. Голоса совести – тоже. Вот вроде, всё Господь дал мне – сына и дочку, хорошую работу, мужа, но я искренне считала, что всего достигла сама, что я такая молодец и достойна всего. Прийти в храм и поблагодарить Того, Кто дал мне всё – просто не приходило в голову. Голос совести так и не проснулся. Нет, я верила и молилась даже – дома. Времени на Бога не было.
И Господь обратился ко мне через рупор страданий…
26 августа 2012 года трагически погиб сын… мой мальчик… моя радость… Умный, добрый, справедливый, ласковый. Он был очень светлый человечек, его все любили. 3 курс института, работа в банке, блестящее будущее – все рухнуло в один миг.
Я плохо помню эти дни… Но четко помню, как стояла напротив икон и кричала: «За что, Господи?! За что?! Я никого в жизни не обидела, всем помогала, не воровала, не блудила… За что?!» Я требовала у Бога отчета. Сейчас страшно вспомнить, но это было. Не знаю, до чего бы я дошла в своем безумстве, но сын приснился мне и сказал: «Мама! Не ругай никого, так должно было случиться. День смерти и день рождения не мы выбираем. Всё есть, мама, всё есть. Молись за меня, мамочка! Я и не знал, что у меня столько грехов».
И я задумалась: если у чистого, доброго 20-тилетнего мальчика столько грехов – сколько же их у меня? И я как через сито стала просеивать свою жизнь – и ужаснулась от того, что увидела… и пошла в храм! Слава Богу за всё!
С этого момента многое изменилось. Мы с дочкой ходим в церковь и не представляем, как раньше жили без этого. Дочка поет на клиросе, занимается в воскресной школе. Я молюсь за своих родных и близких и за сына. И надеюсь, что Господь, по великой милости своей, простил его и меня.
У каждого человека свой путь к Богу. Кто-то с детства и до последнего дня живет с Богом и в Боге – это счастливые люди. Но большинство идут к Нему долгим путем, через скорби и лишения. Но неважно, как мы идем, – важно, чтобы дошли, чтобы успели.
Вконтакте
